Шольт показывает рукой на улей и вдруг как с цепи срывается. Машет руками, подталкивает Джо к улью, узловатые пальцы торопят: быстрей, быстрей! Джо помещает книгу в емкость и собирает воедино различные элементы. Это сюда, вот так. Устройство немедленно открывает обложку и принимается листать страницы. Шорх-шорх-шорх. Возвращается к началу. Зубчики входят в отверстия на полях каждой страницы, быстрая латунь мелькает, точно языки ящериц. Недурно.

Точнее – просто невероятно! Заводная вещица простояла без дела много лет (и без подзавода? Или эта штука приводится в движение как-то позатейливей?). Джо закрывает панельку, подметив с внутренней стороны тот же странный символ, похожий на вывернутый ураганным ветром зонтик. Изнутри улья вдруг доносится странный ускоряющийся рокот или щелканье, и Джо с трудом удерживается от того, чтобы воздеть руки к небу и воскликнуть, подобно доктору Франкенштейну: «Он ожил!» Пожалуй, это было бы неуместно.

Шольт в безмолвном восторге обнимает Джо, а потом и не успевшего насторожиться Билли.

Тут крышка улья распахивается.

Изнутри начинают подниматься пчелы. Гуськом, каждая на своей крошечной платформе, они выплывают на тусклый солнечный свет и нежатся в нем, подрагивая крылышками, словно потягиваясь после долгого дня или обсыхая. Десять, двадцать, тридцать пчел заключают улей в восхитительную, геометрически выверенную спираль. Их становится все больше. Джо потрясенно наблюдает. Они ведь живые, да? Они ведь не могут быть… механическими?

Он присматривается внимательней. Ну да, чугун. И золото. Крошечные лапки на шарнирах. Джо вдруг сознает, что ничего не знает об устройстве настоящих пчел. Вероятно, даже вполне возможно, что он не смог бы отличить особь редкой apis mechanistica с металлическими на вид крыльями и хитиновым, будто чеканным тельцем (если бы такой вид существовал) от пчелы из настоящего золота. В голове у Джо телеведущий Дэвид Аттенборо, лежа на животе, рассматривает пчелу и назидательным сипловатым тоном рассказывает о ее красоте: Это поистине редчайшее насекомое может годами пребывать в состоянии спячки, дожидаясь благоприятных условий для жизни. Оно столь необычно, что не имеет естественных врагов… Из всех земных обитателей лишь человек представляет опасность для этой удивительной пчелы… Она великолепна.

Джо тянется к одной из пчел, но потрогать не решается. Насекомых он не очень любит. Они неприятные и инопланетные. Ближайшая пчела замирает и начинает вилять брюшком; слышится механическое жужжание и едва различимый дзыньк. Затаив дух, Джо все же прикасается кончиком указательного пальца к ее спинке. Она комнатной температуры. Сухая. И вроде бы ничего не имеет против его прикосновений. Ну да, механической пчеле все равно, а вот живой… кто ее знает. Наверное, живая не обрадовалась бы. С другой стороны, пчелы по природе своей флегматичны, тем более спросонок. Быть может, представители вида apis mechanistica любят, когда их гладят. Он убирает руку. Пчела скатывается на пол, издает совершенно отчетливый металлический бымц и, опрокинувшись на спинку, замирает.

Джо виновато косится на Теда Шольта: тот вроде не зол. Джо подбирает с пола упавшую пчелу. Внимательней присмотревшись к лапкам, различает крошечные винтики и шарниры.

Потрясающе.

Джо кладет пчелу на улей; полежав неподвижно секунду-другую, она оживает. Остальные тем временем переходят к следующей фазе «танца». Маленькие платформы, на которых они выехали из улья, втягиваются обратно, а сами пчелы остаются на местах, по-прежнему работая крыльями. Опять магниты, предполагает Джо, магниты под кожухом улья. Или – он не уверен насчет физики, но это не исключено, если устройство было создано в пятидесятых, – весь кожух находится под напряжением.

Шольт завороженно наблюдает за происходящим.

– Дух захватывает! – наконец произносит Джо.

И не лукавит. Он еще никогда не видел ничего подобного – в этом устройстве соединились непревзойденное мастерство исполнения и смелая инженерная мысль. А все-таки Джо слегка разочарован. Столько сил и труда вложено в… игрушку.

Или это не игрушка? Возможно, улей способен на большее. Джо не учел временные рамки. Продолжительность рабочего цикла автоматов викторианской эпохи была невелика – взять хоть похотливых аристократов Билли Френда. Улей был создан не так давно и явно представляет не только художественную, но и научную ценность. Создатель изрядно с ним повозился, а потом спрятал здесь, на отшибе, среди дождя и ураганных ветров. Быть может, улей использует энергию ветра? Волн? Или это какое-нибудь хитроумное метеорологическое устройство: пчелиный барометр? Или подвижная скульптура, призванная изменить наши представления об искусстве, – полный рабочий цикл занимает, например, год. Если правильно все рассчитать, он может жить своей жизнью, в которой будут почти бесконечно происходить перемены – произведение искусства в постоянном движении. Математическое доказательство, воплощенное в драгоценных металлах и камнях. Корнуолл полон безумных, гениальных детищ всевозможных творцов, которых влечет из Лондона сюда, на крайний юго-запад: теоремы Ферма обретают жизнь в папье-маше, труды Гейзенберга превращаются в музыку, творения Бетховена – в причудливые изделия из выдувного стекла. Может быть, и улей из той же оперы? Пропавший полвека тому назад и чудом найденный шедевр. Джо улыбается. Он приложил руку к чему-то важному.

Из дальних закоулков сознания всплывает мысль, что надо бы делать это почаще.

– Да, – выдыхает Шольт, – в самом деле. Он по-прежнему работает! Спустя столько лет! О, теперь мир изменится. Все изменится. Ха! Все!

Джо озадаченно смотрит на улей. Вероятно, мир изменится для Шольта? Рясу из мешковины можно будет предать забвению. Появятся женщины (или мужчины). При желании он обретет свое место под солнцем, пусть и не бог весть какое. О нем будут говорить в новостях.

– Что это? – спрашивает Джо. – Для чего?

– О, – с улыбкой отвечает Шольт. – Это превращает людей в ангелов. – Заметив, что лицо у Джо по-прежнему озадаченное, Шольт добавляет: – Это стрела, пущенная в храмы Молоха и Мамоны. Одним фактом своего существования она делает мир лучше. Чудо, правда?

Пожалуй, думает Джо Спорк, штука в самом деле чудесная. А еще немного странная и капельку безумная.

Пчелы по-прежнему сидят на улье, нежась в последних лучах полудохлого солнца. Они напоминают крошечных отдыхающих на пляже, расположившихся на полотенцах и лежаках. Джо испуганно вздрагивает, когда одна вдруг поднимается в воздух, с любопытством облетает его и врезается ему в лоб. Тут до него доходит, что это живая пчела: должно быть, она незаметно присела на улей, пока Джо беседовал с Шольтом. Здесь ведь множество ульев – а значит, и настоящих пчел.

Ну, как тебе эти штуки? – мысленно обращается он к улетающему насекомому. Они кажутся тебе красивыми? Или страшными? Объявите войну металлическим чудищам? Или попытаетесь заняться с ними любовью?

– Не возражаете, если я сделаю несколько фотографий? – спрашивает Джо.

– Да пожалуйста, – равнодушно, почти безвольно отвечает Шольт. – Процесс запущен и необратим. Нам остается лишь наблюдать. Но будь осторожен, Тик-Так Спорк. За тобой придут. Тени, призраки. – Шольт умолкает и, схватив с улья