К нам приближается женщина с распущенными локонами, ниспадающими каскадом на плечи, и маленьким светловолосым мальчиком на буксире.

– Привет, – говорит она, улыбаясь. – Не возражаете, если мы присоединимся к вам? Это Тревор.

Тревор пытается укрыться за спиной матери. У него в руках какая-то фигурка, которую он пытается спрятать.

– Конечно, – киваю я, не совсем понимая, почему она спрашивает меня. В конце концов, площадка – общественная собственность. – Это Хейли.

Хейли замечает нас и лукаво машет рукой, что пугает Тревора еще больше.

– Иди поиграй, милый, – говорит его мать, практически отталкивая его от себя.

Но в тот момент, когда она исчезает из поля его зрения, он будто сходит с ума: принимается бегать по всей лодке, крутит веслами, катается на горках. Хейли ошеломленно за ним наблюдает, пока они наконец не решают, как играть вдвоем, как это делают маленькие дети.

– Я Бэт. – Мама снова сияет своей белоснежной улыбкой. – Мы только что переехали в этот район.

– Круто, – киваю я, забывая представиться.

Я не знаю, почему мой словарный запас сокращается до уровня школьницы всякий раз, когда я сталкиваюсь с тем, кто кажется намного взрослее меня. Но при дальнейшем рассмотрении я прихожу к выводу, что Бэт не сильно старше. Обычно мне трудно определить возраст белых людей, однако что-то в том, как она смотрит на меня, а затем нервно отводит взгляд, все время улыбаясь, как она продолжает играть с браслетом-оберегом на своем запястье, заставляет ее казаться моложе, чем мне сначала показалось.

– У вас такая прекрасная девочка, – замечает она, делая новую попытку завязать диалог.

– О, это не моя, – я запинаюсь и тороплюсь поправиться, прежде чем Бэт вознамерится подать сигнал тревоги в соответствующую организацию и обвинить меня в краже чужого ребенка. – В смысле, это дочь моей двоюродной сестры. Я просто согласилась приглядеть за ней сегодня.

Улыбка на лице Бэт чуть-чуть увядает.

– Это мило с вашей стороны, – говорит она. Затем неожиданно добавляет: – Раньше мы жили рядом с моей сестрой. Иногда она забирала Тревора к себе на день, когда дел становилось слишком много или мне нужно было срочно убегать. Его может быть слишком… много, понимаете?

Она произносит это задумчиво, как будто я точно знаю, о чем она говорит, и хоть это не так, я все равно киваю. Она рассказывает, что они переехали сюда из Бостона из-за работы ее мужа, и она, конечно, рада, что им не пришлось ехать дальше Нью-Джерси, но ей иногда кажется, будто все, что они оставили позади, находится в другом мире. Я издаю сочувственные звуки, пока у нее не заканчиваются слова. Мы погружаемся в молчание, понимая, что у нас нет ничего общего, кроме того, что мы находимся на одной игровой площадке в одно и то же время.

На секунду я задаюсь вопросом, успела ли она представить, как мы с ней вдруг становимся дружными молодыми мамочками, устраиваем игровые свидания между Тревором и Хейли, обмениваемся рецептами печенья, жалуемся на наших мужей. И, честно говоря, картинка не кажется мне такой уж ужасной. В другой жизни, если бы мы с Тэ остались вместе, может быть, мы с ней и подружились бы. Раньше я полагала – из-за того, как Умма относилась ко мне – что быть мамой означает перестать быть собой, что единственный способ поддерживать жизнь другого человека – полностью отказаться от своей собственной. Но когда я вспоминаю о том, каким взглядом Бэт смотрит на Тревора или как Рэйчел иногда глядит на Хейли, я допускаю, что отказаться от части себя не так уж и плохо, особенно если ты становишься частью чего-то большего – чего-то, что может продолжать жить еще долго после того, как тебя не станет.

Раздается пронзительный вопль, звук энергичной потасовки и еще один крик.

– Тревор! – восклицает Бэт с тревогой в голосе. Она выбегает на игровую площадку, я следую за ней.

Мы находим мальчика плачущим и скорчившимся на земле под сетками для лазания. Хейли стоит на платформе и смотрит на него сверху вниз, уперев руки в бока, я бросаю на нее быстрый взгляд.

– Что случилось? – требую я ответа. Она пожимает плечами.

– Она толкнула меня! – хнычет мальчик. Бэт подхватывает его на руки, стряхивает с него грязь и лихорадочно осматривает; он начинает плакать еще сильнее. Фигурка Тревора, робот, лежит лицом вниз в грязи. Я протягиваю руку, чтобы поднять ее.

– Он первый начал! – возражает Хейли. – Он говорил мне гадости.

– Значит, ты толкнула его? – недоверчиво спрашиваю я. Хейли смотрит в сторону, куда-то вдаль, как будто все это ей наскучило.

– Мне очень, очень жаль… – начинаю я извиняться перед Бэт. Я пытаюсь вручить Тревору робота, но она выхватывает его у меня.

– Отойдите от него, – говорит она мрачно и холодно. Я могла бы поклясться, что ее голос стал на октаву ниже. – К счастью для вас, он, кажется, ничего не сломал.

Теперь Тревор плачет по-настоящему, его слезы смешиваются с соплями и стекают по рубашке, но он в состоянии стоять и следует за матерью, когда они покидают игровую площадку, садятся в свою машину и уезжают.

– Вот дерьмо! – с чувством ругаюсь я, не заботясь о том, что Хейли может меня услышать. – Господи, Хейли, – она наконец-то смотрит на меня, – что тебе сказал этот мальчик? Разве в школе тебя не учат не бить других детей?

– Мама всегда говорит, что я должна уметь постоять за себя, – пожимает плечами она. Ее нижняя губа начала дрожать. – Он первый начал.

Я на такое не подписывалась. Лучше бы я вообще не открывала дверь Рэйчел. Лучше бы я так много не пила прошлой ночью. Я бы хотела, чтобы мне не приходилось иметь дело с произошедшим, чтобы я могла просто вернуться домой и накрыться с головой одеялом. Пицца крутится у меня в животе.

– Ты можешь просто рассказать мне, что у вас произошло?

– Он спросил меня, где я живу, и я сказала, что живу с мамой, и он спросил, ты ли моя мама, и я сказала «нет», и он спросил, где мой папа, и я сказала, что папа больше не живет с нами, и тогда он сказал: «Это значит, что твои родители разводятся», и я сказала, что это неправда, а он сказал, что это правда, а еще его мама говорит, что родители разводятся только у проблемных детей, поэтому я толкнула его, – на одном дыхании выпаливает она.

Я закрываю глаза.

– Ладно. – Я забираюсь на платформу рядом с ней. – То есть ты знаешь, что нельзя так делать, верно? Ты не можешь просто бить людей, даже если тебе не нравится то, что они говорят.

– Да, но он вел себя плохо. Он первый начал.

– Ты продолжаешь говорить так, словно тебя оправдывает