хорошенько поразмыслил, — его новый опыт показывал ему её в скандальном свете. Перед ним предстала вся безобразная и горькая правда, и всякий раз, как он делал новый шаг в своей жизни, прошлое представлялось ему отравленным оружием, вонзавшимся прямо в его сердце и достоинство. Его отец с самого начала усердно допрашивал его о его жизни в материнском доме, но из-за своего юного возраста он избегал грустных воспоминаний и одерживал верх над своим уязвлённым достоинством, несмотря на то, что возбуждал интерес отца и любил болтовню, что прельщала таких же мальчишек, как и он сам, и хранил молчание, пока до ушей его не дошла невероятная весть о замужестве матери с торговцем углём из квартала Мубида. Юноша долго плакал, грудь его ещё больше стеснило от гнева, и наконец он не выдержал и принялся рассказывать отцу о том «торговце фруктами», которого, как утверждала его мать, она отвергла из уважения к нему!.. С тех пор его связь с ней прервалась — с одиннадцати лет — и больше он о ней ничего не знал, кроме того, что иногда передавал ему отец, например, о её разводе с угольщиком через два года после замужества, и о том, что она вышла за армейского сержанта на следующий год после развода, затем ещё раз развелась примерно спустя два года, и так далее…

За время этого долгого разрыва женщина часто хотела его увидеть и посылала к его отцу какого-нибудь человека, который бы попросил у него разрешения для сына навестить её, но Ясин с отвращением и высокомерием отклонял её просьбу, хотя отец и советовал ему проявить снисхождение и простить её. Он, по правде говоря, испытывал к ней сильный гнев, что шёл из глубин разбитого сердца, и захлопнул перед ней все двери прощения, а по ту сторону их воздвиг баррикады из злобы и ненависти, уверенный в том, что не он поступил с ней несправедливо, разжаловав её, а она сама себя своими делами так унизила…

— Женщина. Да, она всего лишь женщина… А любая женщина — скверная потаскуха… Она не знает, что такое целомудрие, разве что когда у неё отсутствуют причины для измены… Даже добрая жена отца. Один Аллах знает, что бы с ней было, если бы не отец!

Мысли его прервал чей-то высокий голос:

— В вине польза, а кто скажет, что это не так, пусть отрубят ему голову… В опиуме и гашише много вреда… а вот в вине — одна только польза…

У него спросили:

— И в чём же от него польза?

Тот неодобрительно заметил:

— Как это, в чём польза?! Что за странный у тебя вопрос!.. От него одна только польза, как я уже сказал… Ты и сам это знаешь, и веришь в это…

Его собеседник ответил:

— Но и опиум с гашишем полезны, и тебе следует знать это и верить… Все люди говорят об этом, ты разве будешь им перечить?!

Тот человек немного помедлил, затем сказал:

— Значит, они все полезны: и вино, и гашиш, и опиум, и всё новенькое!

Его собеседник продолжил победным тоном:

— Но вино — харам!

Мужчина разгорячённо ответил:

— Ты разве в тупике, не знаешь, что надо делать? Раздавай закят, соверши хадж, корми бедных… Много есть над чем поразмыслить, а блага в десять раз больше…

Ясин улыбнулся с некоторым облегчением. Да уж, наконец-то он смог довольно улыбнуться:

— Да пусть она убирается ко всем чертям, и унесёт с собой прошлое… Я ни за что не отвечаю. Каждый в этой жизни чем-то замарался, и кто срывает покровы тайн, увидит нечто удивительное… Меня только одна вещь интересует — её имущество. Лавка в Аль-Хамзави[26], постройка в Аль-Гурийе[27] и старый дом в Каср аш-Шаук[28]… И клянусь пред Аллахом, если всё это я однажды унаследую, то помолюсь за неё, но без сожаления… Ах… Зануба… Я чуть было не забыл про тебя. Это шайтан выбил тебя у меня из головы. Одна женщина измучила меня, а другая дала мне утешение… Ах, Зануба, до сего дня я не знал, что душа твоя настолько чиста… Ох, я должен стереть эти мысли… Моя мать, на самом деле, как воспалённый зуб — пока не выдернешь его, не успокоится…

14

Господин Ахмад Абд Аль-Джавад сидел за своим рабочим столом в лавке, и кончиками пальцев левой руки играл со своими изящными усами, как обычно делал всякий раз, когда его уносил поток мыслей, смотря в никуда. На лице его было некоторое удовлетворение и довольство. Несомненно, ему было приятно ощущать, что люди испытывают к нему симпатию и любовь. А если бы каждый день они ещё и демонстрировали ему доказательство своей любви, то он бы сиял от невыразимой радости.

Сегодняшний день принёс ему новое доказательство, ибо вчера ночью он был вынужден пропустить вечеринку, на которую его позвал один из друзей. И как только он уселся в своей лавке этим утром, к нему пришёл тот, кто звал его вместе с компанией других гостей, которые стали всячески упрекать его за то, что он отсутствовал вчера, и винить, что из-за него они утратили радость и веселье. Затем они сказали, что не смеялись от всего сердца так, как привыкли делать это вместе с ним, и вино не приносило им удовольствия, которое всегда было на пирушках с его участием, а собранию их не хватало — как они выразились — его духа. Он радостно попросил их повторить свои слова. Он сиял от удовольствия, но они восприняли это с упрёком, и он принялся горячо извиняться, правда, с некоторыми угрызениями совести, так как был склонен по натуре своей угождать приятелям. Ахмад искренне спешил насытить их из источника своей симпатии и дружбы. Безмятежность его почти было нарушилась, если бы не пылкое изъявление чувств друзьями, говорившее само по себе о великодушии и благосклонности. Да уж, пока в его сердце был источник — любовь, что притягивала к нему людей,