Шрифт:
Закладка:
— Думаешь, твой сын такой доли достоин? — пристально посмотрела на нее Мария.
— К чему ты клонишь? — нахмурилась Людмила, перейдя на степное наречие. Этот язык служанки не знали.
— Уделов подобающих для наших сыновей хочу, — в лоб ей ответила Мария на том же языке. — Как у франков. Вон, Сигиберту Австразию отдали, а Хлодвигу Нейстрию. Кому от этого плохо?
— Само не пойдет на это, — отрезала Людмила. — И не думай. Я все глаза выплакала! Сколько раз просила его и за Берислава, и Кия, да только ему на старые обычаи плевать.
— Может, вместе постараемся, подружка? — испытующе посмотрела Мария на соперницу. — Пусть Святослав на престол сядет, а братья его в своих землях станут королями. Они же из Золотого рода, а не какие-то захудалые герцоги из-за Мааса. Ну? Ты со мной?
— А ты знаешь, что делать нужно? — нерешительно спросила ее Людмила.
— День и ночь об этом думаю, — жарко зашептала Мария. — Только долго это и сложно очень. И на каждом шагу можно шею себе свернуть. Ну? Твое слово?
— Я с тобой, — решительно кивнула Людмила. — Я за старые обычаи, ты же знаешь. Грех великий — собственных детей в наследстве обделять.
— Тогда я тебе расскажу все, как время придет… Может, и не один, и не два года ждать придется, когда случай удачный представится.
— Я подожду, тут спешки особенной нет, — ответила Людмила, нахмурившись над картами. Ей сегодня категорически не везло. — Наш муж крепок, а мальчики еще очень молоды, много воды утечет.
— Если сболтнешь хоть слово, — остро посмотрела на нее Мария, — нам с тобой конец. Мы в ссылку поедем, а наши покои молодые вертлявые девки займут. Они тут же своих сыновей нарожают, а наших со свету сживут. Вот увидишь!
— Я могила, — кивнула соперница и подруга в одном лице. Людмила сбросила карты. — Без двух. Ты ведь уже присмотрела для Владимира лакомый кусок. Я тебя знаю. Ну-ка, рассказывай давай!
Мария наклонилась к ее уху и что-то шепнула, слышное только им двоим. Людмила округлила в удивлении глаза и едва выдавила из себя.
— А ты, Машка, не мелочишься! Я в деле!
Они посидели еще немного, пока скрупулезная Ада подбивала пулю, как вдруг Улрике подняла голову и прислушалась.
— Кричат, госпожа.
— И впрямь! — повернулась Людмила, звякнув массивными серьгами. — Пойди Улрике, узнай, что там.
А там творилось что-то необычайное, страшное и бедным семьям совершенно незнакомое. Душан, княжеский кравчий, наконец-то обожрался так, что его скрутило всерьез. Колики, которые раздирали жуткой болью его многострадальный живот, вырывали из него стоны и крики, когда прихватывало особенно сильно. В памяти еще была свежа история отравления Батильды, а потому охрана, перекрыв все входы и выходы из дворца, известила о происшествии князя и главного лекаря Илью.
— Не похоже это на отравление, — задумчиво посмотрел на кравчего лекарь. — Тут что-то другое. Рубаху снимите с него! Что ел сегодня?
— Ветчину, соленые грибы, кашу овсяную, — торопливо ответил кравчий, которого ненадолго отпустило. — Еще сало, уху, селедку и яблоки с квашеной капустой. И квас… Ой-ой-ой! Кончаюсь!
— Заворот кишок, — уверенно сказал князь, который когда-то, бесконечно давно наблюдал подобное в приемном покое больницы скорой помощи. У него тогда панкреатит приключился, и он провалялся в хирургии целую неделю. Живот кравчего перекосило, он раздулся с одной стороны, как и у того бедолаги, который лежал тогда на соседней кушетке и орал от боли, ожидая осмотра врача. Увидишь такое один раз, и сроду ни с чем не перепутаешь.
— Как это? — поднял на него глаза лекарь. — Разве кишки могут завернуться?
— У этого могут, — кивнул Самослав. — Ведь жрет целый день, что ни попадя. Очень ответственно к своей работе относится. Яблоко с ветки сорвать не даст, сам сначала испробует.
— Надо припарки на живот положить, — задумчиво сказал лекарь. — Я сейчас распоряжусь…
— Резать надо и кишки распутать, — оборвал его князь. — И поскорее, иначе кишки омертвеют, и он погибнет.
— Как турникетный синдром, про который вы рассказывали, ваша светлость? — глубоко задумался Илья. — Да, такое может быть. Но откуда вы это знаете? Всегда хотел поинтересоваться, откуда у вас такие необычные познания в медицине. Впрочем, я это уже спрашивал… Не раз…
— После операции не забудьте живот потуже стянуть, иначе все ваши нитки разорвет к демонам, — сказал князь и потрепал на прощание Душана по плечу. — Держись, дружище! Ты крещен?
— Старым богам молюсь, ваша светлость! — простонал тот.
— Я за тебя в жертву трех быков принесу, — серьезно посмотрел на него Самослав. — Все будет хорошо. Верь мне!
— Неужто трех? — лицо кравчего просветлело. — Тогда да, поправлюсь непременно. Боги обрадуются такой жертве. Небывалая она!
— Чего смотрите? — удивленно взглянул князь на Илью. — В клинику тащите его. И не затягивайте.
— Сейчас, сейчас, — засуетился Илья. — За мастером Немилом сию минуту пошлем, ваша светлость. Он на службе сегодня, в Тайном приказе. Там, говорят, боярин Тур какую-то банду воров изловил. Допрашивают. Ну, для такого дела отпустят его.
Князь пошел к себе, а лекарь мечтательно улыбался в потолок и повторял.
— Гиппократ, Гален, Цельс… Вы просто жалкие неудачники! Я вас сегодня посрамлю. О вас все забудут, а меня будет помнить и через тысячу лет. Только бы этот боров выжил! Господи боже, помоги мне! Не забыть после операции замотать живот бинтами! Да откуда, в конце концов, его светлость это всё знает? Ведь воин, варвар из леса! Просто удивительно! Наверное, он и, правда, колдун, как говорят.
А Самослав вернулся в свой кабинет, чтобы продолжить прерванный разговор. Там его почтительно дожидался пожилой, изрезанный морщинами китаец с пучком волос на затылке, скрепленном заколкой. Он был главой большой работящей семьи, которую купцы каким-то неведомым образом вывезли из танского Китая. Все-таки коррупция — величайшее изобретение человечества, кто бы и что ни говорил. Китаец нашел великолепную глину рядом с городишком Мишны, что стоял в землях крошечного племени далеминцев, и теперь разложил на княжеском столе целый набор посуды, расписанной яркими цветами и странными
