Ломоносов всегда сохранял чувство собственного достоинства, независимости и благородства. С какой силой, например, звучит его ответ Шувалову на упреки за то, что он «осмелился» противоречить недоучившемуся вельможе А. С. Строганову. Прося ускорить утверждение устава университета, Ломоносов не считал даже нужным отвечать на выпады Строганова и упреки Шувалова. «По окончании сего только хочу искать способа и места, где бы чем реже, тем лучше видеть было персон высокородных, которые мне низкою моею породою попрекают, видя меня как бельмо на глазе, хотя я своей чести достиг не слепым счастием, но данным мне от бога талантом, трудолюбием и терпением крайней бедности добровольно для учения»[248], — писал он.

Ломоносов был подлинным основателем Московского университета. Он был инициатором его создания, составителем его проекта и плана. Он, по его собственным словам, «подал первую причину к основанию помянутого корпуса» и «был участником при учреждении Московского Университета»[249].

Шувалов, который не только ничего не сделал, но и мешал Ломоносову в налаживании работы университета при Академии наук, на этот раз энергично поддерживал его проект и добился быстрого его осуществления. Причина этого проста. С одной стороны, необходимость университета для государственных нужд была совершенно очевидна. С другой — это позволяло Шуваловым вообще и И. И. Шувалову в особенности упрочить свое положение. Это, наконец, создавало определенную базу для просветительской демагогии и заигрывания с философами и писателями Европы.

Но Шувалов не просто поддержал проект Ломоносова и помог его осуществлению. Он присвоил себе славу «изобретателя сего полезного дела». Ни в официальных документах, представленных в Сенат, ни в речах, произнесенных на открытии университета, имя Ломоносова даже не было упомянуто[250]. Это отнюдь не было результатом случайности. Думавшему лишь о своекорыстных целях Шувалову было невыгодно, чтобы стала широко известна роль Ломоносова в основании университета. Поэтому даже через 30 лет, когда Академия издавала посмертное собрание сочинений Ломоносова и Шувалов передавал его письма для опубликования, он скрыл знаменитое письмо об основании Московского университета. Точно так же не были им переданы в печать и 14 других писем Ломоносова, в том числе письма о столкновении со Строгановым, письмо о попытках Шувалова «примирить» его с Сумароковым и другие. Шувалов передал в печать только то, что могло упрочить за ним славу «друга и покровителя» Ломоносова и скрыл все, что было невыгодно для этой славы. Ломоносовское письмо об основании Московского университета впервые увидело свет только через 70 лет после того, как оно было написано[251].

Официальные поэты и ораторы на все лады восхваляли Елизавету и Шувалова «за их мудрый поступок». По случаю открытия университета была выбита медаль с изображением Елизаветы. Открытие университета сопровождалось иллюминацией в честь Елизаветы и Шувалова[252]. Ни одно торжество в университете не обходилось без восхваления Елизаветы и Шувалова, как его основателей. Возвращение Шувалова из-за границы и его смерть были отмечены в университете специальными заседаниями и выпуском сборников стихов и речей. В то же время о смерти Ломоносова в «Московских Ведомостях» не появилось ни единой строчки. Через 60 с лишним лет после основания в отчете за 1822/23 учебный год говорилось, что Московский университет «священным долгом почел, в воспоминание бессмертной основательницы его, кроткой Елизаветы, и высокой покровительницы оного великой Екатерины, украсить портретами их свою большую аудиторию, в которою также поставлен портрет незабвенного Шувалова, первого куратора и учредителя университета»[253]. О помещении же портрета Ломоносова — истинного создателя университета, не было и речи. Даже после того как в 1825 году было опубликовано ломоносовское письмо, ему продолжали отводить только третье место в создании университета.

Летом 1754 года «к великой своей радости» Ломоносов получил от И. Шувалова черновой проект «доношения» в Сенат относительно основания университета в Москве. Об этом Шувалов уже говорил ему раньше, но Ломоносов знал цену подобных обещаний. Поэтому только получив письменное подтверждение, Ломоносов смог написать, что теперь он окончательно «уверился, что объявленное мне словесно предприятие подлинно в действо произвести намерились к приращению наук, следовательно к истинной пользе и славе отечества»[254] (стр. 275).

О том, что инициатором основания университета в Москве был Ломоносов, убедительно говорит вся его предшествующая деятельность. Об этом же совершенно недвусмысленно писал и сам Ломоносов, указывавший, что он первую причину «подал к основанию сего корпуса». Отвечая Шувалову, он писал: «Главное мое основание, сообщенное Вашему превосходительству, весьма помнить должно» (стр. 275) и излагал основные принципы проекта университета. «Сообщенное», т. е. уже сообщенное до письма Шувалова. Поэтому письмо в вопросе об основании университета было не началом действий Ломоносова в этом направлении, а лишь письменным оформлением того, что, очевидно, уже не раз говорилось им Шувалову.

Ответ Ломоносова на шуваловское письмо очень ярко показывает, насколько чужды были ему своекорыстные интересы. Он думал только о «пользе и славе отечества» и поэтому не только соглашался уступить осуществление своей любимой идеи Шувалову, но и излагал ему основные принципы, на которых должен быть построен план будущего университета. Он знал, что Шувалов присвоит авторство, но боялся не этого, а другого: того, что Шувалов представит такой проект устава и штатов университета, которые погубят его еще при рождении. Он боялся, что Шувалов возьмет за основу регламент академии 1747 года и тогда вместо центра национальной культуры и рассадника просвещения страна получит второе издание академического университета. «Советуя не торопиться, чтобы после не переделывать», Ломоносов указывал, что план и штаты университета должны быть составлены так, чтобы они могли служить «во все будущие роды» (стр. 275). Кто-кто, а Ломоносов прекрасно знал, до чего трудны и зачастую безуспешны попытки изменить уже утвержденное Сенатом. Поэтому он и сообщал Шувалову основные принципы, на которых должен быть построен проект университета.

Рассматривая их, мы видим, что они полностью совпадают с теми требованиями, которые выдвигал Ломоносов и до, и после этого в Академии Наук. Не ограничиваясь сообщением этих принципов, он писал Шувалову: «Ежели дней полдесятка обождать можно, то я целой полной план предложить могу». Совершенно очевидно, что «полдесятка дней» на составление «целого и полного плана» университета могло быть Ломоносову достаточно только потому, что он давно думал над этими вопросами, давно работал над составлением проекта, и речь шла по существу не столько о составлении нового плана, сколько об оформлении давно продуманного. В результате родился проект Московского университета, в основу которого легли принципы, изложенные Ломоносовым в письме к Шувалову, которые мы узнаем в ряде пунктов и предложений этого проекта. Но анализируя его,