Ни один из двадцати четырех не был сыном бедного человека. В чем тут дело? Неужели для того, чтобы быть одним из них, надо обязательно быть богатым? Нет, это не так, конечно. И бедные люди были Буддами, тиртханкарами, но у нас нет степеней, по которым мы можем измерить их величие. Мы можем все выразить по отношению к золоту, но только не величие и степень отреченности этих людей. Для этого нужны совсем другие меры и оценки.

Я был в Ахмедабаде два года назад. В общем собрании принимали участие несколько хороших ораторов. Один из них, который выступал передо мной, сказал: «Остерегайтесь алчности, если хотите быть свободным!» Когда настала моя очередь говорить, я сказал: «Предыдущий оратор, который выступал очень мудро, сказал очень важную вещь. Он сказал, что если мы хотим обрести свободу, то должны остерегаться алчности. В то же самое время увещевая нас держаться подальше от искушения, он манит нас свободой. Но если какой-нибудь бедный жадный человек услышит его, он будет чрезвычайно рад поменять одно чувство на другое, не более того. Для получения блаженства на самом деле годится и скупость».

Жизнь сложна и в этих жизненных сложностях делается множество необузданных вещей во имя самоконтроля, самоотречения и самоограничения. Я стою против всех видов и способов, связанных с насилием над личностью человека. Жизнь должна быть прямой, чистой и прожита полностью. Жизнь не должна быть разбита на части — нельзя жить с чем-то и без чего-то. Мы не можем в то же самое время изменить внутреннее «я» без изменения самого внутреннего, так же как и внешние изменения не могут происходить без изменения внешней сути.

Если благополучие, богатство становится бессмысленным для человека, то ему никогда и в голову не придет считать, что он сделал над собой какое-либо усилие, отказываясь от каких-то богатств, так как самоподавление, не имеющее никакого значения, есть сама бессмыслица. Каждый день мы выбрасываем мусор из своих квартир, но ведь никому не приходит в голову говорить всем, что этим самым мы совершаем отречение от чего-то, ведь мусор должен быть выброшен. Таким образом, если человек говорит, что он выбросил мебель из своей квартиры, то это еще совершенно не значит, что он перестал относиться к богатству и благополучию как к богатству и благополучию.

Однажды жил факир, который был очень бедным человеком, но он никогда не просил милостыни или помощи у людей. Он и его жена жили тем, что ходили в лес за хворостом и продавали его на рынке. Вечером они покупали на вырученные деньги все необходимое и отдыхали в своем бедном шалаше. Они никогда не пытались отложить даже пайса. Однажды пять дней лил проливной дождь и они не заработали ничего. На шестой день вышло солнце и они опять пошли в лес. Возвращаясь назад с вязанками дров, факир впереди и его жена сзади, старик пытался разглядеть следы копыт на земле. И тут он увидел на обочине мешок с золотыми монетами, часть из которых высыпалась на землю. И факир подумал так же, как думают все люди, которые практикуют отречение и самоограничение. Такие люди больше заботятся о морали других людей и всегда цепляются к активности других людей; они даже могут решить, кому идти в ад, а кому в рай, кому нести какое наказание. Почему эти моралисты так поступают? Да он не делает на самом деле ничего, кроме как просто проецирует на всех свои собственные внутренние переживания и сомнения. Итак, наш факир больше всего волновался, что его жена может впасть в искушение, но тогда он сам тоже должен был испытать это чувство, так как в противном случае мысль об искушении жены просто не пришла бы ему в голову. Он встал на колени и стал судорожно запихивать монеты обратно в мешок, который затем стал закапывать в мокрую глину, но в этот момент появилась его жена. Она поинтересовалась, почему он остановился и что делает. Будучи человеком глубоким моральных убеждений, он не мог солгать. Все моралисты основываются на принципах, хотя на самом деле противоположности их принципам существуют весьма благополучно внутри них. Если это было не так, то им не понадобилось бы приносить разные обеты. Ведь никому в голову не придет давать обет «уметь проходить через дверь», вы просто проходите через дверь, потому что это единственный путь для того, чтобы покинуть комнату. Те, кто слеп, тот всегда связывает себя обетом; тот, кто видит, тому они совершенно не нужны; человек, не доверяющий себе самому, принимает обеты.

Этот человек дал обет не лгать… Против чего и кому человек дает обеты — против себя самого, против своего собственного врущего ума. Поэтому на вопрос своей жены факир должен был сказать правду. «Было бы лучше, если бы ты не спрашивала ничего, — ответил он, — так как если ты спросила, то я должен ответить тебе правду. Здесь лежит мешок с золотом, а для того, чтобы ты не впала в искушение, я зарываю его в землю». Услышав это, женщина рассмеялась: «О, Боже, а я-то думала, что этот человек свободен от власти золота! Как же это могло получиться, что твой взгляд вообще остановился на этом мешке, оказывается, ты еще способен отличить золото от глины, а я-то думала, что ты освободился от всех желаний. Видя тебя копающимся в этой глине с какой-то глиной — золотом в руках, я наполняюсь сожалением… Что можно сказать про этого человека? Он пытается закрыть глину глиной, это смешно!!!»

Оба человека, участвующих в этой истории, практикуют самоконтроль. Старик живет по принципу, что надо чего-то остерегаться, а женщина — это человек, глубоко овладевший самодисциплиной, который трансформировал жизнь в истину. Если золото представляется такому человеку глиной, то его нечего и закапывать, прятать, но и бежать от него тоже не надо; нет никакого смысла из всего этого делать вопрос самоотречения.

Прекращает свое существование этот вопрос так же, как и лист, падающий осенью с дерева. Но ни дерево, ни сам лист, ни ветер, который его подхватывает — никто даже не осведомлен о падении листа. Лист просто падает в тишине жизни, падает на землю. Если падает зеленый лист, то дерево испытывает боль, так же как и сам лист. Он имеет рану, нанесенную ему при неестественном отрывании от дерева. Человек, который развивает самоконтроль, может уподобиться зеленому листу, отрываемому от дерева. Его раны очень болезненны.

Я приветствую только такой вид самодисциплины, который подобен листу, падающему с ветки