Ну хоть бы не напоминала. Мне и так идти больно. Ещё и полы пиджака приходится тянуть вниз при каждом шаге.

— Не хочу вас расстраивать, Виолетта Валерьевна, но я уже видел её, раньше. — Мы приближаемся к лифту, приходится говорить ещё тише. — И даже пробовал на вкус.

Она, конечно, жутко недовольна и фыркает, изображает невыносимую злость, но при этом её щеки такие нежно-розовые, что я не могу не улыбнуться. Кажется, не только я помню нашу чудесную и очень активную половую жизнь.

Мы заходим в лифт. Чета Ткаченко стоит впереди, у двери, мы за ними.

— Всё будет хорошо. — Кладу ей руку на плечо и жму к себе.

Да, я сволочь и гад. И ещё где-то там Родион. Я ей помогаю, сочувствую, поддерживаю, но при этом очень-очень хочу её.

Это отвлекает нас обоих от паники и грустных мыслей.

— Прекратите!

— Не могу! У меня руку свело. Зато вы уже не плачете, Виолетта Валерьевна.

Слишком много говорю. При простуде это чревато. Закашлявшись, вынужден отпустить её.

— О! Константин Леонидович, — бесцеремонно, видно от нервов, стучит она по плечу доктора. — Вы не могли бы нам ещё раз помочь? У Марата Руслановича воспаление лёгких.

— Да мне кондиционером просто надуло…

— И вы с моей беременной женой разъезжаете в одном лифте? Катаете её в машине? А если она заболеет?!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍У доктора аж белки глаз розовеют от негодования.

— Костя, тише, пожалуйста!

Да, друзьями нам с Ткаченко явно не быть! Как же бесит!

— Почему не взяли больничный и не остались дома?! Вы же взрослый мужчина! — строго отчитывает меня доктор, и я чувствую себя десятилетним пацаном.

Как-то до этого держался, а в лифте прямо прорвало. Кашляю и кашляю!

— Немедленно в терапевтическое отделение!

А потом нежненько так обращается к своей супруге:

— Малыш! Большую дозу витамина С. Отпросись и фруктов съешь. Прям миску! Ляг и лежи.

— Костя, я прошу тебя, прекрати. Ну я же не маленькая.

Вот же козел! Раскомандовался! Негодую, но иду, куда меня послали. Очень хочется разругаться с этим умником. Но ради Виолетты и Ульяны я закрываю рот и плетусь по темному коридору.

Сажусь в очередь. Слава богу, этот архаровец в белом халате предупредил насчёт меня. Как «мило» с его стороны. Терплю, сжав зубы. Медленно, но верно становлюсь подкаблучником. Ругаю Ткаченко матом, правда про себя.

А затем рядом со мной на пластиковое сиденье кто-то опускается.

— Держите, Марат Русланович, а то сейчас вся очередь разбежится от вашего кашля, я вам в автомате взяла кофе горячий. Чая не было. А где здесь буфет, я не знаю. Но главное — горячего попить.

Обалдев, беру стаканчик и смотрю ей в глаза.

— Я никому не скажу, Виолетта Валерьевна, что видел вас голой по пояс, необязательно пихать мне за это взятку.

Пью, как она велела. Теперь я злюсь на Виолетту за то, что толкает меня к врачу. Но это такая… Очень милая злость.

— Пейте, и без разговоров. Вас надо послушать. Мне не нравится, как вы кашляете.

— Вам-то что? Ну умру и умру.

— Мне ничего. Я член коллектива, который вас уважает. Пейте. Если вы скоропостижно скончаетесь, нам опять пришлют нового директора. А я не люблю все эти мельтешения, пертурбации и перемены.

Травкина садится ровно, откидывается на спинку стула и, положив ногу на ногу, ждёт.

— Ну да, ну да! А вам ведь надо на репетицию. Ткаченко повёз Ульяну, могли бы поехать с ними. У вас через пару дней отчётный концерт.

Она зевает. Смотрит вперёд, вправо, влево, поджимает губы, щёлкает языком.

— Меня Валентина ненадолго заменит, потом я продолжу с детьми сама.

— Зачем? Ну вот какой вам смысл сидеть здесь? Со мной в очереди?

Она поворачивается. Смотрит мне в глаза. А у меня в груди всё горит и пылает от радости. Я ведь не совсем дурак. Всё понял. Заботится она обо мне.

— Господи, ну какой же вы зануда, Марат Русланович?! Ну вот я уйду, вы сбежите, и вас не проверят, а потом семьдесят процентов поражения лёгких, и ага…

И опять отворачивается, разглядывая плакаты о том, как важно мыть руки по десять минут к ряду.

— Так и скажите, что вы волнуетесь за меня, — улыбнувшись, игриво толкаю её плечом, пью кофе.

— Ага! Губу не раскатывайте, — вздёргивает подбородок. — Это всё ради коллектива. Говорю же, не хочу опять привыкать к новому начальству.

Глава 28. Султанов

Конечно же, никакого воспаления лёгких у меня не оказалось. Правда, пришлось пить всякие гадости, делать ингаляции и поваляться несколько дней дома. Виолетта мне не звонила и не писала. Хотя я ждал. Убедившись, что я не в критическом состоянии, она залегла на дно. Думаю, переживала за результат анализа. И я по-прежнему нервничал. Тоже ждал. Несколько раз порывался ей позвонить, но одёргивал себя, понимая, что ей это не понравится. Вдруг ей всё же удалось отвлечься? А тут я с солью на рану. Всё равно ничего не изменить. Надо только ждать.

А тем временем наступает самый последний и очень насыщенный день учебного года: праздничный концерт, вручение грамот, суматоха и полнейшая неразбериха. Во всех кабинетах идут репетиции, школа буквально гудит от какофонии музыкальных инструментов и пения. Я бесконечно что-то утверждаю и подписываю.

Не знаю, почему перед самым началом отчётного концерта Ульяна Сергеевна приносит результаты биопсии Виолетты именно мне в кабинет, а не отдаёт их Травкиной, но она кладёт их на мой стол, улыбается и уходит.

А я хватаю конверт и даже не думаю, что, вообще-то, открывать его не имею права. Разрываю одним грубым движением и с бьющимся в горле сердцем принимаюсь читать разбегающиеся в разные стороны буквы. Никак не могу понять. Что значит эта абракадабра? Локализация: ОБР полтора сантиметра. Заключение: смешанная фиброаденома. Это же вроде бы хорошо?! Рекомендуется секторальная резекция левой молочной железы.

Операция, что ли? Ладно, неважно. Этим займётся предложенный Ткаченко самый лучший в городе маммолог. Самое главное, что плохой результат выглядит иначе — я знаю, я гуглил. И эту «фибру» я тоже искал в интернете. Всё будет хорошо.

Бросив результаты на стол, я подхожу к кулеру и выпиваю целый стакан воды, потому что под чёрной шёлковой тканью моей плотно прилегающей к телу рубашки течёт пот. А ведь у меня в кабинете отнюдь не жарко. Я просто так за неё волновался, что чуть с ума не сошёл.

Выдохнув, улыбаюсь. В никуда. Как дебил. Теперь я точно знаю, что значит фраза «гора с