так что это был, можно сказать, ее ораторский дебют.

«Мама, наверное, мной гордится», – подумала Рина, отхлебнув воды из фляжки, и продолжила:

– Если вы согласны, то я соберу ваши извинения и принесу их Юлии. И попрошу почтальонов помочь, чтобы было быстрее… Только дайте мне знать, что согласны! Какой знак у вас означает согласие?

В этот миг солнце спряталось за неподвижным флюгером в виде корабля, и Рина отчетливо увидела, как открылась балконная дверь по соседству с квартирой Юлии – наверное, она принадлежала той женщине с записками, – оттуда высунулась ярко-желтая занавеска и рухнула прямо на дорогу. А за ней упала и вторая.

Рина так удивилась, что не смогла подобрать подходящие слова, но говорить, к счастью, и не пришлось: через пару секунд за ее спиной открылось окно, и роскошные голубые ламбрекены плюхнулись на мощение, разбив добрую половину хрустальных подвесок. Если с желтыми шторами еще никто ничего не сообразил, то лазурные стали первой уроненной костяшкой домино: вслед за их падением начали распахиваться и выплевывать свои разноцветные «языки» все остальные окна, и улица мгновенно превратилась в тканевое море.

Рина смотрела на это, раскрыв рот от удивления. Если и был лучший ответ на ее вопрос – то это был он. И если и было лучшее извинение для Юлии – то это было оно. Горожане изобрели занавесочный язык, с помощью которого общались и поддерживали друг друга целых двести лет, а теперь добровольно лишали себя этого языка. Отказывались от сплетен ради одной-единственной квартиры. И это было куда весомее, чем просто бумажка с подписями.

– Юлия, посмотрите на это! – хрипло выкрикнула Рина, выбираясь из-под упавших на нее штор.

Бедняга Клим уворачивался, сколько мог, но в итоге накрыло и его, потому что колеса елозили по шелковой ткани.

Скинув с себя темно-синее полотно, Рина увидела, что шторопад закончился, и занавески остались всего в нескольких окнах. Судя по тому, что они были задвинуты, их хозяева спали.

– Ну же, Юлия! – повторила Рина. – Взгляните на это! Ну хоть одним глазком!

На некоторое время все застыло в немой тишине. А потом бордовая штора Юлии сдвинулась. Затем открылась дверь на балкон, и в тихом безветрии навстречу Рине полетела открытка – размытое белое пятнышко на фоне яркого неба. Рина видела его мутно, потому что мешали слезы. Она поймала открытку и снова поднялась на этаж Юлии. На этот раз дверь отворилась сразу, и ведра с грязной водой за ней не было.

– Возьмите, – сказала Рина, аккуратно кладя на пол прихожей футляр с бриллиантами.

Швабра тут же подтолкнула его обратно к порогу, но Рина настаивала.

– Нет-нет, постойте, не отказывайтесь, – попросила она. – Я знаю, что это не те драгоценности, которые делал ваш муж, а семейная реликвия, которую передавали в семье Кантонов по наследству. Вы просто хотели как-то насолить мэру, чтобы отомстить за своего мужа, но я тоже хочу насолить мэру! Поэтому возьмите их ради меня, пожалуйста!

Швабра все еще сопротивлялась, и пришлось использовать аргументы посерьезней.

– Кантоны – гадкие лицемеры, – выдохнула Рина. – Не могу рассказать, что именно они со мной сделали, потому что подписала договор о неразглашении. Но уверена, вы сделаете правильные выводы. И весь город сделает, когда придет время.

Внутри Рины до сих пор клокотала злость, и она даже подумывала рассказать Юлии все в подробностях. Разве та бумажка, которая осталась у Кантонов, чего-то стоит на самом деле? Но ее остановила мысль о том, что она не хочет уподобляться этим людям, которые обещают одно, а делают другое. Поэтому Рина подумала и сказала:

– Ваши соседи признали свою вину, но, если честно, я не уверена, что они это искренне. Да и вы наверняка им не верите. Поэтому возьмите бриллианты и уезжайте отсюда как можно дальше, когда все закончится. Туда, где никто вас не знает. Туда, где вы снова сможете поверить в людей.

У моей бабушки тоже умер муж. Она его очень сильно любила! Просто обожала. И она знала, что ей будет только хуже, если она останется в их общем доме. Поэтому она продала дом и поехала путешествовать. И вам я бы тоже это посоветовала! Я сама много путешествую. Это здорово! Ну а если решите остаться здесь, я отправлю к вам в гости своего младшего братца. Все, кто его знает, шутят, что он, как куркума – такой же рыжий и полезный для настроения. А если он не захочет идти, я приведу его за ухо, честное слово!

С этими словами Рина убрала руки от футляра, и на этот раз швабра пододвинула его к себе.

Рина широко улыбнулась и кивнула, а потом поспешила обратно к Климу, который уже выпутался из занавески и ждал ее у подъезда. Рина со всей силы обняла его за руль и, наконец-то поверив своей радости, завопила:

– Мы нашли подсказку! Мы! Нашли! Подсказку!

В ответ на ее слова поднялся небывалый шум. Дома захлопали ставнями и дверьми с такой силой, что Рине пришлось закрыть уши, и она была уверена, что в этот раз ликующие горожане не станут умолкать даже в ответ на ее просьбу. С балконов снова кидали цветы, и платья, надетые на швабры, реяли как флаги. Город праздновал.

Глава 6

Зал вечного ожидания

От ликования горожан Рина сбежала на площадь: там было не так шумно, потому что дома находились в некотором отдалении, а еще всюду стояли удобные лавочки, некоторые даже почти чистые. Солнце опять пекло во всю мощь, но Рина догадалась взять с собой зонтик, и под ним было вполне терпимо. Она уселась возле нерабочего фонтана, на дне которого цвели поздние одуванчики, и повертела в руках свой трофей. Это была самая обычная почтовая открытка с изображением театра или городской ратуши.

Рина осмотрела ее со всех сторон в надежде найти название города, но его нигде не было.

– Мам, это же театр? – спросила она, показав открытку часам.

«Да-да!» – подтвердила мама.

– А ты знаешь, в каком городе он находится?

«Конечно, знаю, милая!»

Рина аж подпрыгнула на скамейке от радости и заколотила ногами по брусчатке.

– Вот же везет! Ну правда, везет просто до невозможности! Этот театр мог находиться где угодно, и мне бы пришлось искать его по всему Хайзе, если бы ты не знала! Так, теперь скажи мне его название, ладно? Я буду медленно диктовать тебе буквы алфавита, а ты, когда я дойду до нужной, делай шажок вперед.

«Договорились».

Город назывался Уверхольм, и