года после свадьбы, и Белинда с отцом двенадцать лет жили в постоянной тревоге, а потом мать повесилась. Отец, пока был жив, не раз внушал дочери, что замужество — шаг непоправимый, и, находясь на смертном одре, заставил ее поклясться: Белинда должна изучать будущего мужа по крайней мере несколько лет, прежде чем за него выйти. Еще он взял с дочери обещание, что та останется единоличной владелицей доставшегося ей капитала.

Белинда сразу поставила мне условие: я должен хранить наши чувства в тайне ото всех. Отношения развивались медленно, и «четверги» стали очередным этапом. Я обещание держал, рассказав о своей любви лишь Джеймсу — и то испросив разрешения у любимой.

* * *

При свете газового фонаря я открыл своим ключом черный ход и, не успев закрыть дверь, очутился в объятиях Белинды, нежно прошептавшей мое имя.

Мы отужинали у камина, и я устроился на диване с чашкой горячего кофе. Белинда закрыла окна, задернув их тяжелыми узорчатыми шторами, и все же с улицы пробивался стук дождевых капель.

— Кофе не остыл?

Я обернулся на голос. Белинда стояла, словно призрак, в своем белом кружевном пеньюаре, который обычно надевала на ночь — впрочем, не всегда. Ее темные волосы были красиво уложены.

Господи, прямо как у Роуз Альберт…

— Что стряслось? — спросила Белинда. — Вид у тебя какой-то странный.

Я промолчал, и она призывно протянула ко мне руки.

— Как холодно… Даже от камина толку никакого. Пойдем в постель, Майкл.

Так меня звала только она, и мне нравилось, как звучит мое имя, когда его произносит Белинда. Для всех остальных я — Микки или инспектор; иногда — просто Корраван.

— На ночь не останусь, любовь моя, — покачал я головой. — Негоже мальчику провести вечер в одиночестве.

Стоит попасть в ее постель — уж не уйдешь.

— Хорошо. Приведи его в следующий раз. Мне любопытно встретиться с Гарри после всего, что ты рассказал.

Она свернулась клубочком подле меня и, отхлебнув из моей чашки, отдала ее обратно.

— А теперь выкладывай: что тебя тревожит?

Мы не раз играли в подобную игру. Писатель есть писатель: Белинда читала мое лицо как книгу, следила за жестами, раскладывала мой день на завязку, кульминацию и окончание, словно в одном из своих романов. Порой я рассказывал ей о расследованиях, хотя обычно дожидался, когда до раскрытия преступления останется совсем немного. Не желал, чтобы Белинда знала о первых стадиях, когда бродишь, словно слепец в тумане. Так и сегодня — посвящать ее в дело Роуз Альберт пока не хотелось.

Белинда не любила, когда я хранил подробности расследования в секрете. Чем-то с ней нужно поделиться. А кстати…

— Во вторник встретил Блэра. Столкнулись на Уоппинг-стрит.

В глазах Белинды немедленно вспыхнуло сочувствие, и я раздраженно завертелся, словно уж на сковородке.

— Вы разговаривали?

— Перекинулись парой слов. Я заглянул туда буквально на несколько минут. По-моему, он хотел, чтобы я просто посмотрел на одно суденышко. — Помолчав, я сухо добавил: — Кажется, еще ему не терпелось напомнить, насколько он меня презирает.

Белинда кинула на меня острый взгляд, однако голос ее был нежен:

— Если Блэр тебя презирает — он бы уже давно забыл о твоем увольнении. Ведь времени-то прошло немало, Майкл. Раз уж он тебя вызвал — значит, ищет пути к примирению. — Она улыбнулась. — Хотя с чего он взял, что Уоппинг и Скотланд-Ярд находятся по разные стороны баррикад? Для меня это загадка.

— Ну, я не уверен, что он хотел видеть именно меня. Так, всего лишь догадка. — Я пожал плечами. — Может, он что-нибудь мне и сказал бы, но со мной был Стайлз. Встреча получилась ужасно неловкой. Бедняга Стайлз! Так и не смог понять, почему Блэр настолько холоден.

— Ты ему не объяснил? — спросила Белинда, закинув руку на спинку дивана.

— Нет.

Она недоуменно покачала головой, а я сделал глоток кофе. Напиток уже остыл, и я, должно быть, скорчил недовольную гримасу, потому что Белинда тут же потянулась за чашкой.

— Сейчас сварю еще.

Похоже, она с трудом сдерживалась, чтобы не дать мне совет, который я слышал уже не раз: когда-нибудь мне все же следует рассказать Блэру о причинах увольнения. Другое дело, что Белинда не знала подробностей. Я в свое время сообщил ей, что ушел с Уоппинг-стрит, как только выяснил: некоторые инспекторы речной полиции получали взятки от таможенников, а когда те пытались прикрыть лавочку — полицейские пускали в ход силу. Я не желал быть замешанным в грязных делах.

Честно говоря — не в подкупах дело. Сам я взяток не брал, однако отдавал себе отчет: на реке дела иначе не делаются. Ушел потому, что понял: Блэр, превыше всего ценивший преданность, солгал, чтобы защитить двух инспекторов-речников — Пая и Вика, которые не просто намяли кому-то бока. Пай с Виком убили одного из таможенников — Кевина Уолша. Я повлиять на события не мог никоим образом. Может, у меня и были доказательства, только в суде мое слово ничего не стоило бы против показаний Блэра и двух убийц. Поэтому я молча подал заявление, и Блэр до сих пор считает, что Майкл Корраван — всего лишь задравший нос предатель-ирландец.

Порой я склонялся к мысли, что Блэр невиновен. Возможно, Пай врал, что шеф речников обеспечил им с Виком липовое алиби. Может, Белинда и права — надо просто объясниться, рассказать Блэру, почему я ушел на самом деле. Возможно, он изменил бы свое мнение обо мне. Однако… Допустим, Блэр и в самом деле ни при чем. Тогда мой вопрос — не солгал ли он, чтобы покрыть убийц, — стал бы для него настоящим оскорблением. Бывший начальник возненавидел бы меня еще больше, так что игра не стоила свеч.

Сомнения в виновности Блэра закрадывались лишь изредка — я все-таки всегда держал в уме грустную истину. Блэра я знал хорошо и был уверен, что он в любом случае встал бы на защиту Пая и Вика. Если смотреть правде в глаза — осудив убийц, Кевина к жизни не вернешь, зато речная полиция потеряла бы двух опытных, прекрасно знающих реку инспекторов. Если Блэр виновен — он никогда не сознается. Дело в том, что убийц можно осудить и спустя несколько десятилетий после преступления. Не было никакого смысла начинать подобные разговоры. Ни тогда, ни сейчас.

Вернулась Белинда с двумя чашками кофе. На лице ее было написано сочувствие, словно она следила за ходом моей мысли и пришла к тем же выводам, что и я.

— Прости, что заставила вспомнить, Майкл.

В ее