Шрифт:
Закладка:
Но с нарастающим желанием появилось и нечто другое. Она открыла глаза и попыталась сосредоточиться на Йонасе — ее друге, — который целовал ее. И нечто темное, жуткое, с мерзким ароматом гниющих яблок и сырой земли поднималось все выше и заполняло собой все пространство. Она больше не могла этого выносить. Запрокинув голову, она взяла руки Йонаса, обернула их вокруг своей шеи и сжала. Через мгновение он убрал их, но она снова вернула все назад.
— Сделай это, — попросила она. — Я хочу, чтобы ты сделал это. Пожалуйста.
Йонас нахмурился и мягко сказал:
— Марго. Я никогда не сделаю тебе больно.
Она долго смотрела на него, пока их взгляды не встретились в темноте. На горле все еще горели отпечатки его пальцев. Она отвернулась и, потянувшись за футболкой, спросила:
— Я все испортила, да?
— Иди сюда. — Он притянул ее к себе. — Это нестрашно. Давай просто полежим рядом.
Они лежали на его кровати, он водил пальцами по ее татуировке на руке.
— Что она означает?
— Ничего особенного, — ответила она, посмотрев на рисунок.
Он молчал. Молчал так долго, что ей показалось, будто он уже заснул, но он снова заговорил:
— Что тогда произошло, Марго?
— Ничего особенного.
— Ничего особенного. И татуировка тоже.
«Да, — подумала она, — и я тоже».
— В глубине тебя тьма, Марго. Ты всегда мрачная, даже злая. И столько всего скрываешь. Но я вижу в тебе другое. Я вижу в тебе свет, который ты так тщательно прячешь.
— Думаю, ты не должен слишком доверять тому, что видишь.
— Но я доверяю. И я верю тому, что вижу. В конце концов, это моя работа видеть то, что не видят другие. Хорошие фотографы всегда видят свет.
Она положила голову ему на грудь и слушала его дыхание, от которого точно качалась на океанских волнах. Где-то по улице проехала машина, затем раздался звон разбившегося стекла и чей-то пронзительный смех. Она почему-то вспомнила мать Йонаса, чья фотокарточка висела примагниченная на дверце холодильника. От мысли об этой очаровательной блондинке Марго поежилась — она там вся такая золотая, такая здоровая. Полная ее противоположность. Йонас просто не сможет быть с ней.
Марго закрыла глаза и попыталась подстроиться под его дыхание, чтобы заснуть, но его рука тяжело лежала на ней, тело было слишком горячим. Она никак не смогла устроиться поудобней и в конце концов сдалась, выскользнула из-под одеяла и быстро оделась. Затем собрала рюкзак, нацарапала коротенькую записку и уехала на рассвете первым же поездом. Похмелье настигло ее вместе с рассветом.
Она стоит в заросшем саду возле кустов ежевики, слушает далекое мычание коров, эхом разносящееся по долине, и Эдинбург, их с Йонасом квартира, сам Йонас — все это кажется какой-то другой вселенной. Марго вздыхает. Ей очень нравится Йонас, а его квартира и его дружба стали для нее настоящим убежищем, в котором она могла спрятаться от самой себя. И вот она взяла и все испортила, а просто мастер все портить. Так что единственный способ спасти все — вернуться к прежним настройкам: он арендодатель, она — арендатор. И держаться от него на расстоянии вытянутой руки, как она держалась ото всех.
Она смотрит на свою миску и видит, что в ней уже целая гора ягод. Пальцы стали темно-красными от сока. Миска Теда тоже полна с горкой.
— Мне кажется, — решает она, — на сегодня хватит. Надо оставить на потом.
Тед кивает, и они возвращаются в дом, но, не доходя до дверей, отец берет ее за руку.
— Марго, погоди, — говорит он серьезно.
— Что?
— Мне нужно кое-что знать.
— Что? — снова спрашивает она.
— Зачем ты это сделала, Марго?
Марго замирает, держа перед собой миску, полную ягод.
— Зачем ты ее сожгла? Всю ее работу, целые годы работы, которые она потратила на свою последнюю проклятую книгу, пошли прахом. Знаешь, что это убило ее? Лично. Профессионально.
Марго мгновение смотрит на отца, но потом все же отводит взгляд.
Тед вздыхает.
— Я не могу понять, почему ты сделала это. Я знаю, ты неплохой человек, Марго, но этот поступок, он такой… такой злой.
Марго сглатывает. Неплохой человек. Конечно, он хочет в это верить.
— Если ты была расстроена моим уходом, то зачем было наказывать ее? Ты могла прийти сюда и поджечь какую-нибудь мою работу. Да видит бог, — Тед мрачно смеется, — ты бы оказала мне этим огромную услугу. На том этапе моей карьеры. И как бы я ни пытался объяснить себе твой поступок, я не могу, не вижу причин для него.
— Да, — отвечает она. — Ты их просто не знаешь.
— Расскажи мне когда-нибудь, — мягко просит отец. — Помоги мне понять.
Она поднимает голову и снова встречается с его взглядом. Она видит его растерянность, печаль и… что-то еще. Страх? Неужели он боится ее, боится того, на что она готова пойти? Боится, что она совсем не та дочь, которую он считает своей? Что он может вообще не знать ее на самом деле? Она чувствует, как внутри что-то как будто перещелкивает. Она не может ему рассказать. Не может рассказать вообще никому из них. И она отворачивается.
Понимая, что момент упущен и дочь вновь закрылась от него, Тед вздыхает и забирает у нее миску с ежевикой.
— Думаю, теперь уже все равно поздно, ничего не поделаешь. Давай вернемся к Сибелле.
Марго кивает в знак благодарности за то, что отец больше не собирается давить на нее.
Они уже направляются в дом, как вдруг она спрашивает:
— А ты рад за Люси? Думаешь, она приняла правильное решение?
— Думаю, да, — отвечает он, поворачиваясь к ней, и улыбается. — Хотя, между нами, я подозреваю, что на это решение повлияло кое-что, о чем нам не известно.
Марго кивает:
— Именно. Но нам надо будет притвориться удивленными.
— Ага, значит, я не единственный, кто думает то же самое?
Марго качает головой в ответ.
— Что ж. Тогда я рад. — Он закидывает в рот самую крупную ягоду. — Ты останешься у нас на ужин или хочешь, чтобы я отвез тебя в Уиндфолз?
Марго немного колеблется, но все же спрашивает:
— Скажи, а я могу остаться у вас на ночь? Я согласна спать на диване, — быстро добавляет она, видя, как отец нахмурился. — У вас не будет никаких
