силуэтом на фоне темнеющего неба. Алина смотрела на него, не отрываясь. Белая рубашка навыпуск, закатанные рукава – это казалось ей невообразимо сексуальным. Он уже изъявил готовность выполнять без вопросов все ее распоряжения, и теперь оставалось только набраться храбрости, чтобы озвучить их.

Маленькая полянка среди кедров и кипарисов. Там Алина велела ему раздеться и разделась сама. Сначала при помощи пальцев и языка добыла из него сперму, потом при помощи ножа добыла кровь – он резко сощурился, когда она рассекла ему кожу предплечья, но не оказал сопротивления, – стоя на коленях, смешала на своей коже и размазала по губам, по лицу, по шее, по груди. И начала танцевать. Ее гладкое тело раскачивалось, изгибалось, подчиняясь собственному внутреннему ритму, крутые бедра не девушки, а зрелой женщины, которой она на самом деле не была, описывали соблазнительные дуги. Это напоминало первобытный ритуал.

Константин понятия не имел, хочет ли она, чтобы он присоединился к ней или чтобы смотрел – мистическая обстановка располагала и к тому, и к другому, – и пока он решал в уме эту задачу, Алина приблизилась к нему, толкнула обеими руками, чуть ли не опрокинула на землю, усыпанную кедровыми иголками и чешуйками шишек… за две минуты вызвала у него повторную эрекцию и уселась верхом. Кончиками пальцев провела по его щеке, очертила контур губ. Константин застонал. Возросшая чувствительность кожи сделала даже самое легкое прикосновение обжигающим, непереносимым.

– Да, да, не молчи, – выдохнула она. – Ненавижу, когда молчат.

Сжимая обеими руками ее бедра, он вспомнил о вакхических женщинах, насилующих мужчин в лесных чащах на склонах Парнаса. Так оно и было – она насиловала его. Под натянутой горячей кожей обоих копилось электричество, обещая бешеную разрядку.

– Сколько у тебя было женщин? – внезапно вскричала Алина. – Сколько?

Он коротко рассмеялся. Издевательский блеск ровных белых зубов едва не свел ее с ума.

– Отвечай! – размахнувшись, она хлестнула его пальцами по щеке.

По лицу Константина пробежала гримаска боли. Дыхание участилось – он разозлился.

– Отвечай, – повторила она уже тише.

– Попробуй меня уговорить.

– Лучше я попробую тебя заставить.

Еще одна широкая улыбка, полная невыразимого обаяния.

– Это вряд ли.

Потом они отдыхали. Долго. Или ей так показалось? Солнце почти утонуло в пучине морской. Стало слышно уханье сов, вылетающих на охоту. И больше ничего… полный штиль. Не дрогнет лист, не шелохнется ветка.

В этой глубокой, совершенной тишине Константин вдруг заговорил:

– И опять, как сотни тысяч лет назад, ты выходишь ко мне из пены морской, владычица моя, богиня, а я раскрываю объятия, смеясь и плача от счастья: ты со мной. Пряди волос твоих – шелк и бархат, зубы твои – блеск жемчугов. Когда ты смеешься, слышится музыка. Когда гневаешься, поднимается буря на море.

Что это? Откуда? По коже Алины побежали мурашки.

Негромко, монотонно, точно в забытьи, он продолжал:

– Зачаруй меня, заколдуй, плени меня навек, чтобы я позабыл красоту других женщин и других богинь, чтобы груди и губы их не будили во мне запретных желаний. Сделай меня покорным рабом – но не нуждаешься ты в рабах, а я не приучен к покорности. Потому и враждуем мы, сиятельная, потому и не можем понять, любим ли, ненавидим ли друг друга.

Его поэма. Ну конечно!..

– Ты говоришь «еще немного, и ты будешь низложен, власти твоей придет конец», но втайне надеешься, что этого не случится. А я говорю «жизнь моя в твоих руках, ты можешь делать со мной что пожелаешь», но знаю, что еще не отзвучат мои слова, как я опять докажу тебе обратное. Покуда есть во мне дыхание, покуда есть оно в тебе, мы будем сражаться друг с другом, превосходя друг друга в жестокости, не надеясь на милость. Страсть наша замешана на крови, желания наши – рев проголодавшихся хищников посреди саванны.

Танцуй со мной, богиня, уже горят костры и сверкают ножи. Танцуй со мной! Ты принесешь меня в жертву, а затем воскресишь – так повелось от начала времен. Днем я пою для тебя свои песни, а ночью люблю до изнеможения, ибо мы те, о ком сказано: трудно вместе и невозможно врозь.

Твоя ненасытность делает меня неутомимым. Ты жаждешь страсти – и моя страсть клеймит тебя изнутри. Отдайся мне и возьми меня, в этом стремлении мы едины, нераздельны. И пусть время сметет нас своим крылом, словно пыль, мы пребудем вовек – в звездах небесных, и песках пустыни, и водах морей.

Ошеломленная, она смотрела на него так, будто он только что, на ее глазах, сотворил небо и землю. И впридачу зверей полевых.

– Что? – смущенно спросил Константин.

– Карстен… – Она облизнула губы. Кашлянула. – Костя…

– Ну-ну?

– Не знаю что сказать. На язык просятся жуткие банальности. Это просто невероятно, да. Это прекрасно.

– Пойдем купаться? – предложил он, помолчав.

И они пошли купаться.

Темная вода приняла их ласково, подарив ни с чем не сравнимое ощущение покоя. Гармония снаружи, гармония внутри. Возвращение в рай. Зависнуть, распластавшись на поверхности сонной лягушкой. Подмигнуть звездам, дружелюбно взирающим из глубоких небес, из бескрайнего космоса, населенного тварями божьими. Поверить в бога – да, вот в эту самую минуту, – и даже помолиться, и вознести хвалу.

Обтираясь полотенцем, Константин поймал себя на желании оглянуться и бросить взгляд на группу деревьев между пляжем и дорогой. С чего бы? Пробудились иррациональные страхи пещерного человека? Тщательно, без спешки он оделся, шепнул Алине «стой здесь, я сейчас», включил фонарик и направился к роще.

– Ясас![4] – промолвил незнакомый голос.

Из-за дерева выступила худая долговязая фигура, очень похожая на фигуру самого Константина. Длинные, как у индейца, прямые черные волосы. Изуродованное синяками и ссадинами лицо.

– Ясас, – откликнулся Константин.

Луч фонарика выхватывал из тьмы все новые и новые детали: узкие черные джинсы с модными разрезами и потертостями, черный кожаный ремень с овальной серебристой пряжкой, футболку цвета серый меланж. На левом запястье индейца поблескивал золотой браслет, на шее – цепочка. Он выглядел довольным жизнью, несмотря на следы побоев, и смотрел на Константина спокойно и прямо, с безмятежной улыбкой человека, готового в любой момент рискнуть головой.

– Говоришь по-гречески?

– Понимаю, но не говорю. По-английски, если можно.

– Можно. – Индеец перешел на английский. – Как тебя зовут?

– Константин Дрёмов. А тебя?

– Нестор Беглитис.

Он протянул руку, и Константин ее пожал.

– Ты подобрал то, что я выбросил, Константин. Где сейчас эта вещь?

– Откуда ты знаешь, что я ее подобрал?

Улыбка Нестора стала еще безмятежнее.

– Ее нет больше нигде. Значит, она у тебя.

– Да. Почему ты ее выбросил?

– Увидел вас внизу.

– А почему сейчас отвечаешь на мои вопросы?

– Ты это заслужил.