Я отталкиваюсь от стола и вскакиваю на ноги.

– Ты будешь следить за своим языком и не станешь распускать злобные сплетни, Ремон Лафонтен!

Экономка поворачивается к нам, словно собирается нас разнимать, но Реми лишь поднимает бровь и смотрит на меня с легкой обидой и удивлением в глазах.

– Расслабься, котенок. Ты же знаешь, я бы никогда не сделал ничего, что могло бы испортить твою репутацию.

– Правда?

– Правда. Я бы такого не сделал, – уверенно отвечает он. – Но это не значит, что ты не можешь испортить все сама.

Я уже подумываю о том, чтобы рассказать все, что знаю о месте пребывания Реми в ночь убийства Перреты.

Это точно не улучшит его репутации.

Но меня прерывает стук в дверь. Я одергиваю юбку и, развернувшись, топаю в мастерскую. У порога ждет Жулиана Монкюир, за спиной которой маячит Удэн.

– Я пришла за тобой, – говорит она, прежде чем я успеваю что-то спросить. – Снова убийство.

* * *

– Симон попросил меня привести тебя, – объясняет Жулиана, шагая со мной под ручку, словно мы подруги, вышедшие на прогулку. – Но сам он там уже больше часа.

– Кого убили? – спрашиваю я.

– Еще одну женщину с Дороги удовольствий, – тихо отвечает Удэн, шагая позади нас и следя за проходящими мимо людьми, хотя, похоже, никто из них не обращает на нас внимания. – Ее звали Изабель.

Я не спрашиваю, знал ли он ее, как и Перрету. Скорее всего, знал, при его-то прошлом.

Мы пересекаем площадь святилища – и у меня начинает гореть шея, когда мы проходим мимо того места, где я взяла Симона за руку. В голове возникает вопрос: а прав ли Реми? Неужели родственники Симона станут возражать, если между нами возникнут чувства? Жулиана сейчас держит меня под руку, словно я ровня, а не сирота сомнительного происхождения…

Но затем я вспоминаю, как Симон отстранился прошлой ночью – и стал вести себя так, словно совершил ошибку, прикоснувшись ко мне.

Может, именно он станет возражать.

Мы сворачиваем с Пути Молитвы. Проходим мимо таверны, которую Симон отметил как место пребывания Удэна – и Реми – в ночь убийства Перреты. За кварталом домов – небольшой сквер с несколькими деревьями и пешеходной дорожкой. Здесь часто гуляют парочки, особенно в сумерки.

Но, как только сквер появляется в поле зрения, Удэн бледнеет.

– Ламберт привел сюда леди Женевьеву после обручения, – говорит он. – Это я ему предложил.

– Думаю, здесь еще не скоро начнут гулять снова, – бормочет Жулиана, когда мы подходим к толпе, собравшейся у сквера.

Городские стражи выстроились через равные промежутки, чтобы не пропустить зевак, а Ламберт расхаживает у них за спинами, словно лев в зверинце. Но, как только видит нас, машет: проходите!

Вдоль тропинок вкопаны невысокие столбики, между которыми растянута цепь, чтобы люди не ходили по траве, но Удэн смело переступает через нее, а затем помогает перебраться Жулиане. Я тоже в юбке, но короче, чем у нее, поэтому мне не требуется помощь. Впрочем, Ламберт все равно подходит ко мне, поэтому я позволяю придержать меня за локоть, пока перешагиваю – или скорее перепрыгиваю – барьер.

– Симон ждет там. – Он указывает на деревья в центре сквера – и, прежде чем Удэн успевает сделать хоть шаг в том направлении, хватает его за руку. – Не нас, брат. Мы должны наблюдать за толпой и запоминать всех, кто покажется чересчур заинтересованным в происходящем.

Удэн выглядывает из-за Ламберта и с некоторым огорчением на лице смотрит на стоящего в отдалении Симона.

– Но Изабель…

– Ее уже забрали, – без капли раздражения говорит Ламберт. – И Симону требуется наша помощь именно здесь.

Удэн вырывается из хватки брата, и на его лице появляется уродливая гримаса:

– Ну, раз венатре просит, – и он, бросив последний взгляд в сторону Симона, направляется к стражам.

Ламберт вздыхает и хмуро смотрит на нас с Жулианой.

– Не понимаю, почему он настаивает, чтобы вы помогали ему в расследовании этого мерзкого дела, – бурчит он, а затем, качая головой, направляется к Удэну.

А мы с Жулианой шагаем по низко подстриженной траве. Козы расходятся с нашего пути, когда мы приближаемся к Симону, который стоит под дубом, уставившись на землю.

Как и сказал Ламберт, тела уже нет. Но на земле осталось большое пятно темно-красной крови. Отчего-то у меня в голове возникает отвратительная мысль: а впитают ли деревья кровь, как дождевую воду, и что станет с их листьями?

– Я велел унести тело как можно скорее, – тихо говорит Симон. – На нем есть… кое-что, чего, как мне показалось, вам не стоит видеть.

– Но, если ты хочешь, чтобы мы помогли, тебе придется рассказать, что с ней сделали, – напоминает Жулиана.

Я согласна с ней, но в глубине души испытываю облегчение. Уверена, мне поплохеет даже от рисунков.

– Она лежала на спине. – Симон показывает руками, где. – Так же, как Перрета.

– Ее тоже ударили ножом? – спрашиваю я.

– Нет, но ей перерезали горло. – Он указывает на землю, которая почернела и пропиталась кровью. – Убийца сделал это, когда женщина лежала на земле. Он учится. Убийство Перреты вышло слишком кровавым. Скорее всего, в ту ночь он испачкал одежду, и пришлось избавиться от нее.

Жулиана склоняет голову набок.

– Ты уверен, что их убил один и тот же человек? Есть и другие сходства?

Симон кивает:

– Этой женщине тоже выкололи глаза, но сделали это немного проворнее. А затем раздавили лицо одним ударом тяжелого предмета.

– Насколько я помню, ты говорил – убийца сделал это, потому что не хотел, чтобы она на него смотрела, – говорит Жулиана, и я киваю.

Хотя я и не обладаю такой феноменальной памятью, как она, но это мне вряд ли удастся забыть до конца жизни.

– И, раз его навыки улучшились, значит, он хотел исправить то, что пошло не так в переулке, – продолжает Симон. – Это объясняет, почему он так быстро нанес новый удар.

Но мне кажется, что он о чем-то умалчивает.

– Что-то еще совпало?

Симон поднимает глаза. В его взгляде читается настороженность, а в позе – напряженность, не такая, как прошлой ночью… по большей части.

– Да, – тихо отвечает он.

А затем – внезапно наклоняет голову, чтобы заглянуть мне за спину. Не раздумывая, я разворачиваюсь, чтобы проследить за его взглядом, – и вижу козу, которая безмятежно жует траву в нескольких метрах от нас, а с ее подбородка свисает темная шерсть, медленно колышущаяся от непрерывного жевания. Я моргаю. Кто-то заплел козе косу на бороде?

Симон