с более чем одним возможным исходом. Они очнулись в суровой среде, где угрозы и возможности были одинаково велики, конкуренция за ресурсы возрастала, а их собственные действия означали разницу между тем, чтобы быть съеденным и съеденным.

Восприятие света стало первым залпом в эволюционной гонке вооружений, в которой даже малейшее преимущество - номинальный прирост глубины или почти незаметное повышение остроты зрения - может вывести его счастливого обладателя и его потомство в первые ряды стаи в вечной охоте за пищей, кровом и подходящими товарищами. Такие тонкие конкурентные границы - это игровая площадка эволюционного давления, которая с легкостью проходит через мутацию за мутацией и оказывает почти мгновенное воздействие на экосистему.

Большинство этих изменений, конечно, ничего не дают, а некоторые и вовсе вредны. Но те немногие, которые дают даже незначительное преимущество, могут стать двигателями разрушительных перемен, разрушая природный порядок в шквале потрясений , прежде чем установиться на новой основе, на которой вскоре будут возведены еще большие возможности. Этот процесс ускорялся по мере смены поколений, и всего за десять миллионов лет - то, что Паркер язвительно называет эволюционным "мигом" - жизнь на Земле зародилась заново.

Посредником в этой конкурентной борьбе была связь между сенсорным сознанием и способностью действовать. Даже самые ранние формы зрения передавали проблески информации об окружении организма, которые не просто направляли его поведение, но и управляли им с невиданной ранее непосредственностью. Все чаще и чаще голодные хищники получали возможность не просто ждать появления пищи, а находить ее и даже предпринимать активные действия по ее поиску. В свою очередь, потенциальная добыча использовала свое собственное зарождающееся осознание, чтобы реагировать маневрами уклонения.

Вскоре эти мерцания биологических инноваций переросли в коллективный танец, баланс сил качался туда-сюда, пока расширяющаяся таксономия жизни боролась за вступление в новую эпоху. Сегодня окаменелости демонстрируют плоды естественного отбора в этот неистовый период; по имеющимся данным, пик эволюции одних только трилобитов пришелся на конец кембрийской эры и насчитывал десятки тысяч видов, распределенных по десяти порядкам.

Еще больше усложнило картину одновременное появление чувства осязания, которое быстро пришло в равновесие с развивающимся чувством зрения. Подобно ранним проблескам светочувствительности, зарождающиеся нервные окончания пронеслись по поверхности примитивных тел, чтобы передать и тактильные сигналы.

Эти нервные клетки росли и соединялись между собой, создавая так называемые "нервные сети" - децентрализованные предшественники центральных нервных систем, которые со временем станут характерны для более развитых форм жизни. Нервные сети - это простые, но мощные биоэлектрические системы, объединяющие контроль над двигательными и сенсорными функциями в единую реактивную конструкцию, пригодную для решения таких базовых задач, как ответ на физическую агрессию и поиск пищи. Несмотря на свою примитивность, нервные сети были эволюционно целесообразным способом идти в ногу с миром растущей конкуренции, и их можно встретить даже сегодня, особенно у водных организмов, таких как некоторые медузы.

Но недостаточно просто соединить глаза, нервные окончания и конечности, особенно по мере того, как глаза эволюционируют, позволяя видеть мир шире и нюансированнее, а конечности приобретают новые степени свободы и все более глубокие способности к артикуляции. Эффективные действия в сложной среде требуют большего, чем рефлекс, что ставит еще одну проблему адаптации, которая подстегивает развитие все более сложных промежуточных шагов между тем, что организм видит и чувствует, и тем, как он реагирует.

По мере роста глубины и количества информации, поступающей от органов чувств, росли и инструменты организма для ее обработки, что аналогично сегодняшней потребности во все более сложных вычислительных устройствах для управления избыточным объемом данных в современном мире. В результате появился централизованный узел для обработки головокружительных процессов в растущей нервной системе, компоненты которой сжимались все плотнее и плотнее в орган, который мы теперь называем мозгом.

Мозг, таким образом, не был продуктом некой таинственной интеллектуальной искры изнутри, а скорее реакцией на все более четкий, все более хаотичный образ внешнего мира, проникающий внутрь через органы чувств. Способность воспринимать окружающее нас пространство побудила нас разработать механизм для интеграции, анализа и, в конечном счете, осмысления этого восприятия. И зрение, безусловно, было его самой яркой составляющей.

Драма достигла еще больших высот, когда первые из этих пробудившихся существ выбрались на сушу, вынырнув из волн, чтобы обнаружить инопланетный ландшафт, в котором сами зачатки мобильности были незнакомы и требовали совершенно новой парадигмы. Например, движение больше не было легким и разнонаправленным, оно было ограничено плоскими поверхностями и сдерживалось влиянием таких физических сил, как гравитация и трение.

С другой стороны, значительно расширился диапазон видимости, поскольку беспрепятственная атмосфера над поверхностью океана открывала виды, превосходящие клаустрофобный мрак морских глубин. Мир больше не был сферой мутной жидкости, а представлял собой открытое пространство, залитое яркостью и четкостью, простирающееся от краев береговых линий до горных вершин и дальше. Горизонт вырос с дюймов до миль, и разум этих первых обитателей суши был вынужден расширяться соответствующим образом.

Это особенно сильно повлияло на понятие планирования, поскольку действия теперь могли разворачиваться в гораздо больших диапазонах, при этом имея дело с большей неопределенностью. Разуму оставалось только приспосабливаться, расширяя интеллектуальные возможности по мере того, как расширялся объем и охват зрения, постепенно включая осознание причинно-следственных связей, хода времени и даже эффектов манипулирования окружающей средой. На сцене появились не только сильные хищники и проворная добыча, но и настоящий интеллект - и основа человеческой расы, какой мы ее знаем сегодня.

Спустя сотни миллионов лет трудно не поразиться миру, порожденному этим поворотным пунктом эволюции. За тысячелетия развития цивилизации наш вид прошел путь от приматов до кочевых племен, от сельскохозяйственных общин до индустриальных городов и, наконец, до технологических сверхдержав, обрабатывающих информацию.

Неотъемлемой частью этого удивительного прогресса и сейчас является наша сенсорная связь с миром. Несмотря на огромную помощь технологий, от мобильных устройств в наших карманах до спутников на орбите Земли, мы по-прежнему зависим от нашей связи с повседневной реальностью, чтобы ориентироваться в нашей жизни.

То, что зародилось в ископаемом мире, оказало влияние на нашу собственную культурную историю. История искусства свидетельствует о главенстве зрения и о том, что на протяжении веков мы все лучше понимаем его нюансы: от наскальных рисунков, возвестивших о начале новой формы общения, до бурного потока творчества в эпоху Возрождения и современного мира фотографии, кино, телевидения и даже видеоигр.

Мы можем увидеть, как вращаются шестеренки визуального понимания в пронзительном контрасте между кьяроскуро Караваджо и мягкими тенями Вермеера и Цорна. Мы можем выйти за пределы реализма, чтобы прочувствовать иконографию повседневной жизни у Ван Гога и стилизованные портреты Кало. Мы