— Бабушка, я же тебе говорил, что Ольга Ивановна хочет убить лешего, который нас тогда плутал. — Заныл Паша.

— Да подожди ты! — Отмахнулась от него Люба. — Какого лешего вы собрались убивать? И как?

— Ты помнишь бабку Клаву, как она пропала? — Спросила баба Тоня — Так она с тех пор сторожит в лесу ту нечисть, которая у нас тут всякие безобразия вытворяла. И Вера Кудинова должна её подменить. А профессор из города, друг Анфисин, подсказал, как нам совсем избавиться от нечисти, навсегда. Помнишь, когда туристов задушили, милиционер, который по деревне ходил, всех расспрашивал, сказал, что странно, нигде никаких следов не осталось, только от самих погибших. И сказал, что пахнет в палатке плесенью.

Люба протянула Анфисе бутылочку со святой водой. Потом она повернулась к Пашке и строго ему сказала:

— Смотри, по деревне не болтай! И домой иди, без тебя разберёмся.

— Ну, бабушка! — Затянул Пашка, но бабушка развернула его и со шлепком отправила со двора.

— Так это на макушкиной поляне? — Спросила она.

— На ней, на самой. — Подтвердила баба Тоня. — Место там такое, поганое.

— А почему Клавдия его сторожит? — Продолжала допытываться Люба.

— У неё семья всегда этим занималась. — Ответила Анфиса — Выбраны они были. Сначала лес сторожили, а потом, когда эта нечисть здесь поселилась, её начали держать в земле, чтобы она не разрасталась.

Мы ещё немного постояли во дворе у бабы Тони и пошли домой. Только мы завернули на нашу улицу, у меня резко стало холодно ногам, словно я в прорубь провалилась. Я опустила глаза, и увидела, что я стою не на дороге, а посреди леса, одна, и ноги у меня по щиколотку в земле. Я хотела переступить, чтобы выбраться из земли, но не смогла сделать ни одного шага. Я огляделась. Тот, кто меня унёс сюда, должен сам появиться, или показать мне то, что я должна знать. Среди плотных веток елей я увидела движение. И свет. От деревьев отделился лёгкий силуэт, и по мере приближения ко мне стал уплотняться, и прямо передо мной оказалась высокая женщина с рыжей косой, лежащей у неё на плече. Глаза у неё были зеленоватые, какие-то прозрачные, но живые и внимательные. Длинный сарафан был расшит серебряными узорами, словно письменами. Она склонила голову набок и оглядела меня.

— Ну что, помощница, поняла, кто я? — Голос у неё был певучий, низкий, говорила она, словно читала заклинания — Вижу, поняла. Я, Симилия, потомок древних тайганов, хранительница этого леса, который был домом последних моих сородичей. Мой народ появился здесь вместе с первыми деревьями, рос вместе с ними, постигал мудрость жизни, учился добру и щедрости у окружающего его леса. И лес считал тайганов своими братьями и сёстрами, оберегал их, открыл им тайные знания, которые сделали тайганов сильными и мудрыми. Они понимали язык зверей, могли вызывать дождь, или остановить дождь, могли подняться высоко в небо и опуститься глубоко в недра, любуясь на россыпи драгоценных камней в тайных пещерах леса. Мой народ был миролюбив и готов был помочь всем, кто просил о помощи. Этим и воспользовался чёрный ведьмак Сапул, который служил демонам. Принял он облик древнего старца, пришёл к тайганам и попросил у них убежища. Приняли они его с открытой душой, и только Танила, юная и прекрасная дева, дочь старейшины, почувствовала мрак в его сердце. Как только взошла луна, и деревья раскинули над лесом тонкие невидимые нити своих воспоминаний, Танила стала в круг памяти и обратилась к ним. То, что увидела она в чёрном сердце Сапула, увидели и деревья. Лесные исполины пришли в ярость от дерзости демонов. Они дали Таниле заговорённую паутину, которую она должна была набросить на Сапула, после чего истинная его сущность должна была выйти наружу и быть уничтожена. Вернулась Танила домой, а там уже Сапул раскинул свои дьявольские щупальца в сердца её сородичей. Они стали, словно дикие звери, прыгать вокруг костра, повторяя вслед за ведьмаком его мерзкие призывы к тёмным силам. Деревья вокруг костра почернели и высохли, волшебные амулеты, висевшие на дверях их хижин, покрылись налётом пепла, ослепив их. Сапул показал на Танилу своим посохом, и сородичи бросились на неё с диким гиканьем. Танила не побежала от них, она храбро кинулась к Сапулу и накинула на него лесную паутину, но в это же время длинный нож старейшины пронзил её сердце. Закорчился Сапул, выпуская когти и клыки, пена побежала из его оскаленного рта, демоны покинули его, и он пал прямо в костёр, сразу вспыхнув красным адским пламенем. В тот же миг очнулись тайганы от морока, увидели они истинную сущность ведьмака и крик ужаса вырвался из их глоток, разнёсшийся по всему лесу. Танила лежала на земле, и кровь покидала её вместе с жизнью. Пал на колени рядом с Танилой её отец, старейшина, прижал её к своему сердцу и глаза его стали слепы от свалившегося на него горя, закрылся отныне от него солнечный свет. Склонили головы тайганы, не произнося ни слова. Никогда прежде никто из их племени не был убит, тем более, никогда никто из их племени не был убийцей. Они ждали приговора леса. И лес заговорил с ними. Он изгонял их из своих домов, он больше не считал их своими братьями и сёстрами. Тайганы должны были уйти далеко от леса, чтобы разорвать связь между собой и волшебным лесом. Они будут вести жизнь простых людей, надеясь только на себя, и тайные знания покинут их, навсегда оставшись грустной памятью об их грехе. В лесу останется только Симилия, младшая сестра Танилы, которая будет хранить покой леса, закроет волшебные амулеты тайганов от остального мира и от демонов. Наутро печальная процессия шла по лесным тропам, тайганы не смотрели друг на друга, они были заклеймены позором отступничества, поклонению демонам и убийством. Последним шёл слепой старейшина, которого вела за руку его сестра. Я шла вслед за ними, и сердце моё разрывалось от боли и отчаяния. На краю леса старейшина остановился и подозвал меня к себе. Он сказал мне: «Дочь моя! Мы уходим навеки отсюда. Это место мы любили, и теперь в наших сердцах поселится пустота. Мы скоро забудем, что нас звали тайганами, мы забудем утренний приветственный шёпот наших братьев-деревьев, их добрые советы, их заботу и любовь. Мы заслужили это наказание, мы поддались лукавству нечистого. Слишком долго мы жили в