Тогда, как и сейчас, уставы монастырей запрещали близость с женщинами, но этот закон никогда не признавался особо разумным. Танцовщицы улыбались, гладили и теребили священников, и те расслабились. Красотки явно собирались ублажить гостей. И тогда Настоятель заявил:

— Мы поступили бы неблагодарно и совершили бы непростительную ошибку, если бы отказались от последней услуги наших гостеприимных хозяев. Кроме того, они волшебники, и оскорблять их просто опасно.

В следующую минуту ему уже было не до слов. Вскоре раздались такие громкие вздохи, стоны и кряхтенье, что с ореховых деревьев посыпались изумруды.

На восходе солнца священники очнулись ото сна полные сил и нашли под рукой все необходимое, чтобы разговеться после очень короткого поста. И все до одного продемонстрировали отменный аппетит.

Хотя роскошные диваны и подушки остались на месте, ни хозяев, ни их помощников не было видно. Ореховые деревья и лампы пропали, поляну заливал только солнечный свет. Однако он лишь подчеркивал красоту новых одежд на священниках, напоминавших теперь те ночные светильники. На шеях и пальцах горели дивные каменья, а расшитые кошельки на золотых поясах были до отказа набиты изумрудами.

Между тем на поляну выбежали три серебряно-серые лошади, разнаряженные, словно для королевского выезда. Одна из них, предназначенная для Настоятеля — в пурпурной сбруе, с огромным количеством кистей, бубенцов, с слитков драгоценных металлов, ниток жемчуга, и вообще казалось удивительным, что она способна стоять на ногах под тяжестью всего этого великолепия. Следом пришла четвертая лошадь, нагруженная сундуками с ониксами и золотом. Среди них священники нашли тщательно упакованные драгоценные блюда и кубки, с которыми они пировали ночью, а кроме того одежду, украшения и разные музыкальные инструменты, наполнившие лес великолепным звоном, чтобы еще раз порадовать слух дорогих гостей.

Наконец на поляну медленно вышел мул Драгоценного. Он осмотрелся с оскорбленным видом. Драгоценный, одетый как обычно, лежал, свернувшись в калач под деревом, — спал. Разбуженный упреками Настоятеля, он поднялся, огляделся, открыл от изумления рот, зевнул и отвернулся.

— Возьми глиняный кувшин и деревянную тарелку — подарки почтенных князей. Не отвергай их с презрением…

Драгоценный недовольно засунул подарки во вьюк на боку мула.

— Сдается мне, эти волшебники заметили твое излучение, невидимое для моих глаз. Потому-то они и не пригласили тебя на пир, и не одарили ничем.

Драгоценный скорчил гримасу.

— Не дуйся, — сказал Настоятель. — То, чем мы были вынуждены заниматься этой ночью, могло бы только осквернить тебя. Поэтому поезжай спокойно. Никому ни о чем не рассказывай. Садись на мула.

И Драгоценный взобрался на мула. Священники же уселись на прекрасных коней, и один подобострастно взял под уздцы лошадь, нагруженную сокровищами. И кавалькада направилась в деревню. По пути всадники предвкушали, как на них будут пялиться зеваки. Солнце садилось, как и всегда по вечерам. Внезапно Жук услышал шум в соседней обители. В отсутствие Настоятеля он жил в палатах для высоких гостей, где его никто не беспокоил из страха навлечь на себя гнев волшебников. Жук коротал время, посещая трапезную священников и свою новую лошадь. К тому же он часами пересчитывал рубины и строил планы на будущее. Юноша не ждал возвращения Настоятеля, тем паче такого скорого. И потому сердце Жука ушло в пятки, когда он услышал в деревне шум.

— Неужели это возможно? — подумал Жук. — Не могли же волшебники одарить и этих негодяев! Где тогда справедливость?

Юноша поднялся на высокую крышу, где по вечерам зажигался маяк для богов. После визита к волшебникам Жук уже не жаловался на зрение, его взгляд стал по-истине орлиным. Поэтому он увидел внизу все как на ладони.

Когда священники поворачивали к деревне, один из них — тот, кто вел лошадь с сокровищами, — почувствовал укол в бедро и решил, что его укусила блоха мула. Но сразу вспомнил, что этого не может быть, ведь он ехал не на муле, а на прекрасной лошади. Заходящее солнце било священнику прямо в глаза. Он посмотрел на ближайшего соседа и увидел нечто странное. Или ему показалось, что брат не разодет, как иностранец при королевском дворе, а напротив, сидит на лошади совершенно голый, прикрытый лишь свеже-сорванными вьюнами и грязью? Но священник никак не выразил своего изумления, лишь протер глаза и поспешил взглянуть на Настоятеля.

— Фу ты! Это все солнце. Ведь это сам святой отец, и тоже голый, если не считать нескольких пятен вороньего помета на спине и пояса — уж не дохлый ли это червь? — на котором висит тыква, а в ней… Нет, нет, меня слепит солнце, вот и мерещится!

Священник отогнал эти мысли, решив рассмотреть все хорошенько в обители. Но вдруг увидел, как его собственный толстый живот, абсолютно голый, вздымается к насмешливому зареву заката. И в этот момент его снова укусила блоха, потому что он ехал на своем старом муле, чью уздечку украшали раковины улиток и шарики совиного помета, а на седле под обожженными ягодицами седока лежала крапива.

И розово-каменная деревня навсегда запомнила, как Настоятель и двое его сподвижников из святого братства ехали однажды вечером по улице верхом на мулах в чем мать родила, не считая пучков травы и пятен грязи. А вьючной мул вез за ними тыквы, полные кроличьего помета, сухой коры и испражнений лис и диких кошек. Поэтому деревенские жители и подняли такой шум. Неудивительно, что Жук, увидев все это, поспешил вниз.

Он встретил процессию на дороге перед воротами храма. Голые попы смущенно ежились в лучах беспощадного солнца.

— О, благочестивый отец! — воскликнул Жук. — Что с вами случилось?

С разных сторон летели крики изумления и угрозы, а Настоятель тем временем попытался проехать в ворота, но его собственный мул и Жук помешали. Тут наступила мертвая тишина, вызванная появлением Драгоценного, с которым, как и с его мулом, не произошло никаких перемен.

— Хотите, я все расскажу? — пронзительно закричал Драгоценный.

Деревенские жители, стараясь не смотреть на наготу Настоятеля, попросили Драгоценного рассказать обо всем.

— Я их выведу на чистую воду! — кричал Драгоценный. — Долго я был их слугой и наперсником, но они — порочные создания, и волшебники обнажили их грехи, а благодетельного Жука вознаградили.

И Драгоценный рассказал вот что. В лесу снедаемые скупостью попы встретили двух волшебников. Видимо, из-за их греховности пришельцев удалось без труда заколдовать. Но Драгоценного волшебники пощадили, позволили ему видеть сквозь чары.

— И тогда, — рассказывал Драгоценный, — эта троица разлеглась