я знаю, что в моем ведомстве не будет праздношатающихся по коридорам офицеров. Идите. И помните, что через неделю я спрошу вас об Эккерте…

По узкой лестнице Остер поднялся к себе на третий этаж. Зажег в кабинете свет. Достал из сейфа желтую папку, раскрыл ее. Здесь были документы, касающиеся Эккерта. Их пока что насчитывалось три. Донесение офицера абвера, прикрепленного к Министерству авиации, об усилиях, предпринятых Эккертом в 1939 году для спасения английских офицеров разведки Беста и Стивенса, захваченных гестапо в Венло, на голландской территории, донесение дрезденского филиала абвера о захвате агента по имени Венсенто Гомес. Он вышел в эфир точно в то время, когда выходила на связь раскрытая полмесяца назад резидентна английской разведки Анна Брателли, арестованная и расстрелянная дрезденским гестапо. Последнюю радиограмму Гомеса тоже не удалось расшифровать, за исключением последнего слова «Сент», переданного открытым текстом в те мгновения, когда люди абвера ломились в двери квартиры. Им достался лишь труп агента. Но слово «Сент» сыграло на Эккерта.

И третий документ — зашифрованное письмо в Стокгольм. Одна из трех фотокопий, снятых по приказу Остера с оригинала, лежала в этой папке. Вторая была у дешифровщиков, третья — у Канариса.

Мало, очень мало для того, чтобы крепко держать в руках Эккерта. А это сейчас очень нужно Остеру. Очень.

Англичане, конечно, потребуют программу. Они всегда были буквоедами. Придется передать им меморандум, написанный Остером собственноручно еще в середине 1939 года. Тогда, правда, положение было гораздо лучше, чем теперь.

Остер достал из тайника три странички, сколотые скрепкой, и прочитал два первых абзаца: «На рассвете войска (9-й пехотный полк в Потсдаме, 3-й артиллерийский полк во Франкфурте-на-Одере, 15-й танковый полк в Загане) окружают правительственный квартал в Берлине и занимают важнейшие учреждения. Всех ведущих деятелей государства и нацистской партии арестуют и передадут для осуждения специальным военным судом. Сразу же провозглашается чрезвычайное положение в стране и публикуется прокламация, сообщающая, что правление взяла на себя имперская директория во главе с генерал-полковником Беком.

В прокламациях нужно сообщить, что вермахт успел сорвать план путча продажных партийных кругов и взял власть в свои руки. Фюрер якобы об этом извещен и одобрил эту меру, но он сейчас болен и отказался от выполнения своих обязанностей».

Ах, как давно это было написано. Теперь адмирал требует выполнения другой программы, более умеренной. Гестапо и весь аппарат нацистской партии должны были остаться на месте. Следовало лишить Гитлера полномочий главнокомандующего, оставив за ним лишь политические функции, и передать войска СС под контроль армии. Он надеялся поиграть с диктатором так, как пару столетий назад французские дворяне играли в бунты со своим королем, добиваясь таким образом новых милостей и чинов. Он знает, что Остер смотрит по-другому на все эти проблемы, но предпочитает сохранить за собой на всякий случай надежду на спасение. Его вариант совсем невинен по сравнению с планом Остера, предусматривающим в случае необходимости совместные действия с англичанами. Да, с англичанами, с американцами, с кем угодно, но только против большевизма.

Сейчас все нити заговора сосредоточены в руках Остера. Он как бы начальник штаба при несуществующем руководителе. Руководитель появится потом, когда вырисуется возможность для него оказаться победителем. А сейчас должен быть исполнитель.

В его руках, руках Остера, немалая сила. Абвер располагает тремя тысячами офицеров, собственным полком «Бранденбург». Однако этого мало для того чтобы повернуть события в свою пользу. Ближайший из помощников Остера пастор Бонзефер еще летом связался в Стокгольме с британским епископом Беллом и завел с ним откровенный разговор. Остер надеялся, что после этого англичане смелее пойдут на расширение контактов, но, видимо, Черчилль считал все это игрой абвера, направленной на дезинформацию британской разведки. И вот еще один шанс — Эккерт.

Зазуммерил телефон. Остер поднял трубку. Дежурный офицер сообщил о том, что к полковнику просится сотрудник Верховного командования вермахта Гельмут Гроскурт. Остер приказал пропустить. Гроскурт — самый преданный и самый проверенный единомышленник Остера. Он держал свою руку на пульсе всех дел Генштаба. Действовал он смело и вел разговоры со многими десятками офицеров. Это немного пугало Остера, но Гроскурту везло. С чем он пришел сейчас?

Гроскурт быстро вошел в кабинет, приподнял руку для приветствия.

— Беда, Ганс…

— Что случилось?

— Этот старый осел Браухич отправляет меня в войска командовать батальоном. Он заявил, что у меня с ним нет контакта… Каково?

Остер обхватил руками голову. Гроскурт должен был в нужный момент посвятить Браухича в планы заговорщиков. Он был единственным человеком из окружения Остера, имеющим доступ к главнокомандующему вермахтом. Перевод Гроскурта в войска означал еще один провал.

— Что будем делать, Ганс? — спросил Гроскурт, мокрым платком вытирая вспотевшую лысую голову. — Я думаю, это дело СС. На одной из вечеринок в Цоссене я возмущался расправами эсэсовцев. Через два дня была встреча Браухича с Гиммлером. И вот сегодня — этот приказ. Браухич отказался встретиться со мной. Он велел не допускать меня к нему.

Остер молчал. Гроскурт постоял с минуту, запахнул плащ.

— Я уезжаю, Ганс. Я получил назначение в Польшу. Это разжалование… Мне, майору, командовавшему батальоном за шесть лет до назначения в ОКХ, — и вдруг снова батальон. Я в бешенстве, Ганс…

Остер положил ему руку на плечо.

— Это печально, Гельмут… Но у меня скоро будет удача. Я напал на верный след. И ты можешь быть уверен, что в «день икс» ты будешь здесь. Я позабочусь об этом… А сейчас езжай и не беспокойся. Ты ведь едешь не на западный фронт…

Гроскурт надел фуражку, откозырял Остеру. Медленно вышел из кабинета. Полковник подошел к окну. Город был затемнен, машины с синим светом бесшумно скользили по притихшим улицам. Где-то около Потсдама по небу шарили бледные щупальца прожекторов.

О чем думал сейчас Ганс Остер, начальник отдела «Цет» абвера, ведавший всеми личными делами абвера и трехсоттысячной картотекой разведки? О том, что ему, привыкшему с детства почитать кайзера, всю жизнь имевшему репутацию консерватора до мозга костей, приходится служить бывшему ефрейтору? Мало того, ему приходится планировать операции против естественных союзников Германии — англичан, вместо того чтобы искать врага на Востоке. В этот вечер он считал себя несчастным.

Зазвонил городской телефон. Громко, пронзительно. Остер не спеша подошел, снял трубку. Далекий незнакомый голос спросил:

— Это вы, Остер?

Получив подтверждение, человек на том конце провода сказал:

— Мы с вами сегодня приятно беседовали в Тиргар-тене. Вы дали мне свой телефон. Я обещал вам позвонить через несколько дней, но обстоятельства складываются так, что нашу встречу необходимо устроить сегодня…