Шрифт:
Закладка:
И теперь мне хотелось держаться подальше от Тоби.
* * *
В феврале 2018 года я начала проходить интенсивную терапию с Тиной, психотерапевтом из Роскоммона. Она была немного старше меня, с темными волосами, слегка седеющими у висков. Она пользовалась рыжей губной помадой и белым лаком для ногтей. Мы сидели друг напротив друга в одинаковых креслах. С самого первого сеанса она настаивала, чтобы я смотрела прямо на нее, когда говорю. Первые несколько встреч прошли со скрипом. Как я себя чувствовала в таких-то и таких-то случаях?
– Нормально, – отвечала я.
– Нормально – это не эмоция.
Я начала открывать для себя свои эмоции и исследовать их. Оказалось, я была обозленной, обиженной, уязвленной и нервной, но еще и благодарной, теплой, доброй, чуткой и одинокой. Тина сказала, что моя проблема номер один – это дефицит доверия, но с учетом моего прошлого это вполне разумно. Мне это понравилось. Я была разумна.
Где-то в марте со мной связалась полиция. Генеральный прокурор не собирался выдвигать обвинения в незаконном захоронении останков. Против меня не было дела. Но я об этом и не беспокоилась. Инспектор Ховард впала в ступор, когда я сообщила ей об этом.
– Вы не беспокоились, что вас могут обвинить в уголовном преступлении?
– На самом деле нет. Ну, ведь это было простое недоразумение. Спасибо вам.
– Это было не мое решение. Вы должны благодарить своего адвоката.
Ховард также сообщила, что медвежонок наконец полностью изучен криминалистами. Несмотря на наши банные процедуры, они смогли найти споры пыльцы в глубоком шве у него на спине. Выяснилось, что эта пыльца принадлежит цветам-эндемикам, которые растут только на острове Северный в Новой Зеландии. Коробка оказалась из магазина в Веллингтоне. Полиция заново открыла зависшее дело об исчезновении Конора Гири, и теперь к поискам подключился Интерпол. Сорокатрехлетней давности фотография моего биологического отца теперь была распространена и напечатана во всех газетах в Новой Зеландии и Ирландии.
Все документы и записи отца забрали, но мне отдали копии.
Сразу вслед за этим произошел очередной всплеск медиаактивности. Еще больше звонков и писем от журналистов международных изданий. Я вешала трубку или захлопывала дверь прямо перед их носом. Марта создала специальную группу в WhatsApp, чтобы местные мешали журналистам найти меня. Они сбивали их со следа и давали ложную информацию о том, где я нахожусь и что делаю.
Я окончила компьютерные курсы к концу июня 2018 года. В моей группе было всего несколько человек. Они все прекрасно знали, кто я, но были гораздо старше меня. Когда они задавали вопросы, я начинала нервничать. Тина предложила сразу сказать всю правду: что я ничего не помню о похищении и вообще о том периоде. Это сработало. Мои сокурсники потеряли интерес и стали нормально общаться со мной. Они договорились каждую неделю по очереди приносить пироги. Я испекла брауни по рецепту из книги Делии Смит. Все сказали, что они просто прекрасные.
Предварительно проконсультировавшись с Тиной, я пыталась заводить с ними разговоры до и после занятий. Я была поражена, насколько им нравится говорить: о своих наркотически зависимых внуках, вросших ногтях на ногах, последних распродажах в «Лидл». Мне особо нечего было им сказать, но они как будто не замечали, а я была не против их послушать. Они много смеялись. Я редко понимала, над чем именно, но не думаю, что надо мной.
Теперь у меня имелся электронный адрес, и я могла гуглить, что захочу. Я смотрела новости каждый вечер и зарегистрировалась на выборы. Избавилась от домашнего телефона и научилась пользоваться смартфоном.
Я нашла несколько статей разных лет о Коноре Гири в электронных архивах газет. Его сравнивали с лордом Луканом – аристократом, который убил няню и исчез с лица земли. Существовали сайты, посвященные реальным криминальным историям, где много обсуждали его исчезновение и мое местонахождение; все последние обновления пестрили новостями о том, как я сожгла тело отца, и моими фотографиями с похорон.
Я нашла старую черно-белую фотографию маленькой пристройки, в которой мы жили. Замки на двери, заколоченное окно. Жуткого вида унитаз и раковина. Матрас с тонкими одеялами. Моя маленькая, пустая спальня. Ничто из этого не показалось мне знакомым. Бывшие пациенты стоматологии Конора Гири описывали его как человека необщительного и тихого. «Всегда был себе на уме», – говорили они.
Глава 24
Питер, 1980
Прошли годы. Я регулярно интересовался у отца, не появилось ли еще лекарства от моей болезни, но каждый раз он только печально качал головой. Мне уже было двенадцать, так что он объяснил мне новые подробности. Я не превращусь в камень, но если ко мне прикоснется не родственник по крови, моя кожа может прогнить до костей и некротические ткани очень быстро доберутся до внутренних органов. Я просто-напросто разложусь заживо, и боль будет невыносимая. Отец допускал, что это может произойти быстро, но когда я спросил его, что именно он имеет в виду: пять минут или десять часов – он сказал, что мне не стоит об этом думать.
У нас случился еще один Особый Выход, но, когда мы пришли в цирк, я был просто в ужасе – не из-за львов, а из-за детей и их родителей, которые сидели по обе стороны от меня. Я залез к отцу на колени, хотя был для этого уже слишком взрослый, и он закутал меня в свое пальто. Другие дети смеялись надо мной.
Узнав о своей болезни, я стал видеть кошмары. Я уговорил отца остаться на мой день рождения вдвоем, и тогда он арендовал проектор, и мы смотрели ковбойские фильмы на большом экране. В другой раз он принес каталог с книгами, и я смог выбрать, какие захочу. Я выбрал книжки про Нила Армстронга, про Вторую мировую войну, а еще иллюстрированную энциклопедию динозавров. Отец сказал, это отличный выбор. Но самый лучший раз был, когда мы пешком пошли по длинной извилистой улице к железнодорожным путям, под которыми оказался туннель, выходивший на море и пляж. Отец купил мне купальный костюм. Мы сидели на коврике на гальке, и отец предложил научить меня плавать. Я заметил странные отметины у него на плечах и на животе, но, когда
