Это был верный признак работы алгоритмической торговой программы… Но такая программа должна стоить миллиарды, потому что она ни разу не ошиблась.

Нет, этого не может быть. Конечно же, здесь есть что-то противозаконное. Операции наверняка привязаны к какому-то источнику, инсайдерскому потоку информации, вероятно из торгового отдела крупного инвестиционного банка, где знают, в какое время банк собирается продавать или покупать крупные пакеты акций.

Мазолино медленно, с облегчением выдохнул. Значит, это все-таки обычная инсайдерская схема. И пусть этот Эллерби был всего лишь управляющим отелем, но действовал он, как какой-нибудь тунеядец-айтишник из вспомогательного офиса… Только ему не хватило ума скрыть свои грязные сделки на фоне повышенной рыночной активности. В этот момент Мазолино немного забеспокоился, но решил, что дело будет нетрудным. Нужно только определить, какой инвестиционный банк продавал большие пакеты акций в то время, когда были проведены сделки, и дальше плясать от этого.

Закончив изучать операции прежних лет, он переместил фокус внимания ближе к настоящему времени. И вскоре заметил, что в последние недели характер торговли резко изменился. Эллерби начал заключать более крупные сделки, которые приносили большую прибыль и занимали большее время – иногда целый час.

У Мазолино были кое-какие программы собственного изготовления, и он запустил одну из них, чтобы сравнить сделки Эллерби с продажами пакетов акций крупными банками.

Никаких совпадений.

Это было странно. Как и то, что все акции были из промышленного индекса Доу – Джонса.

Мазолино решил сравнить временны́е отметки каждой сделки с изменениями котировок в целом. Эллерби проводил операции в период высокой нестабильности и получал выгоду от небольших колебаний, которые иногда продолжались считаные секунды. Как такое возможно? Сделки всегда заключались перед скачком акций. Небольшим, но достаточным, чтобы заработать на нем деньги. Хотя в последние три недели прибыль увеличилась в разы.

Непонятно. Это была классическая схема, когда кто-то получает рекомендации от инсайдера, имеющего доступ к частной информации, например от влиятельного финансового аналитика или обозревателя.

Мазолино загрузил свою базу данных, объединяющую информацию из тысяч таких источников, и сопоставил со сделками Эллерби.

Ничего. Никаких совпадений.

И это уже было чертовски странно.

Быть может, сделки строились на получении предварительных сведений, таких как отчет компании о доходах или лицензирование лекарств, еще не опубликованных, но уже известных какому-то инсайдеру. У Мазолино была и такая программа для сравнения новостей, связанных с этими акциями.

И опять работа прошла впустую.

Мазолино проверил сделки Эллерби, используя весь свой цифровой арсенал, сопоставляя операции с внешними событиями: сообщениями о слиянии фирм, судебными архивами, отчетами о доходах, изменениями в стоимости сырья, политическими новостями и множеством других событий, способных резко изменить котировки… Но так и не обнаружил никакой закономерности.

Тогда он проверил, кто покупал или продавал эти акции до или после сделок Эллерби. Если этот парень был лично знаком с тем, кто приобретал и перепродавал крупные пакеты акций, то мог получать прибыль с последующих крупных сделок.

И снова ничего не всплыло. Никаких сбросов и приобретений крупных пакетов акций, никаких инсайдерских операций с руководителями компаний. Похоже, Эллерби просто предугадывал падение котировок и закупал акции, а потом перепродавал с прибылью. Сделки были быстрыми, простыми и ничем не примечательными – и каждая из них приносила деньги. Он мог бы получить гораздо большую прибыль, купив и придержав некоторые из этих акций. Но он не делал этого. Сделки были быстрыми, простыми и неприметными… но, черт побери, каждая из них приносила деньги.

Продвинувшись вперед во времени, Мазолино отыскал перелом, случившийся за три недели до конца. Это было заметно по каждому счету. Сделки стали крупнее, доходнее и занимали больше времени.

Четыре часа спустя, когда Мазолино совсем изошел потом и разбросал по полу мокрые бумажные полотенца, он наконец отключил дрожащей рукой систему. Было всего два часа дня, но он решил отправиться домой пораньше и выпить крепкого мартини.

Эллерби торговал акциями год за годом, используя все мыслимые финансовые инструменты, работая по всей карте мира: совершал те самые мелкие сделки, приносящие скромную прибыль. Каждая из них была законной или хотя бы казалась таковой. Мазолино мог придумать только один ответ: этот парень был биржевым гением, равного которому мир еще не видел. Учитывая короткие сроки и большое количество сделок, он должен был разработать какие-то невероятно мощные математические алгоритмы, которые отслеживали ситуацию на рынках и соответственно реагировали. Такой алгоритм, никогда не ошибающийся и всегда приносящий прибыль, стал бы для Уолл-стрит святым Граалем. Но даже самая мощная и хитроумная программа не могла работать со стопроцентной точностью. Это просто невозможно, принимая во внимание случайные колебания рынка. Но на дисках были только записи операций… и ни намека на то, как эти сделки готовились и проводились, никаких признаков алгоритмической программы.

В конце концов Эллерби скопил ценных бумаг на сумму приблизительно в триста миллионов долларов. Управляющий отелем. Триста миллионов. Причем двести миллионов он заработал всего за три последние недели.

Боже всемогущий! Мазолино срочно нужно было выпить мартини!

27

Фрэнсис Уэллстоун-младший в новом костюме и со свежим галстуком сидел в том же самом кресле почтенного возраста, в той же самой гостиной с видом на Вест-Оглтроп-авеню, памятном еще по первому визиту. Были, однако, и заметные отличия: дело происходило не утром, а в седьмом часу вечера; ему подали не лимонад, а сладкий чай; и хозяйка мисс Дейзи Файетт была не в таком благодушном настроении, как при первой встрече.

– Вы хотите сказать, что он просто прервал ваше выступление? – спросил Уэллстоун, придав голосу нотку удивления и симпатии.

Дейзи кивнула, лавандовые волосы недовольно колыхнулись, облачко пудры взвилось вверх и снова осело.

– Я только начала говорить о том, почему дом Монтгомери населен призраками, о завихрениях спиритуального эфира, вызванных убийством и суицидом, как он перебил меня. На полуслове… перед всеми, кто там был, и к тому же при работающей камере!

– Я слышал, что у Бэттса репутация человека, с которым непросто работать. Но оскорбить без всякой необходимости того, кто ему помогает?..

Уэллстоун покачал головой, испытывая одновременно тайное удовлетворение оттого, что не он один был унижен болтливым, выжившим из ума продюсером.

Он уже неплохо изучил Саванну, ее историю, легенды и тайны. В том мире южной элегантности и благоспристойности, что окружал Дейзи, к бестактным манерам Бэттса отнеслись бы иначе, и, не будь достопочтенный мистер Файетт уже давно в могиле, он мог бы вызвать продюсера на дуэль за такое оскорбление. Возможно, старинные обычаи и не были таким уж варварством.

С другой стороны, именно на возмущение