Шрифт:
Закладка:
В столице свободной Чечни с Самбиевым Арзо случился конфуз: он не может узнать прежний Грозный. Трамваи и троллейбусы не ходят, телефоны-автоматы сплошь разбиты, везде мусор и грязь, знакомых людей практически не видно, город наводнен злыми, обросшими, мрачными, маленького ростом людьми; почти все они вооружены, ходят по городу пешком, рыщут, всматриваются, зарятся. Вот она – их свобода! Свобода без берегов, за которую они боролись, к чему стремились. У них много врагов, которые виноваты в их прошлых бедах: это все нечеченцы, это и те чеченцы, которые в городе иль в пригороде живут, свет, газ, телефон в доме имеют, красиво, чисто, опрятно одеваются, вежливо, интеллигентно, примешивая русские слова в речь, говорят. И им бесполезно объяснять, что это слова и не русские, а уже интернациональные, весь мир их ныне употребляет. Нет, это их не касается, весь мир извращен, продался коммунистам, христианам, евреям, капиталистам, и только они истинные, чистые, только что с гор и с далеких равнин пришедшие, спасут Чечню, спасут мир, служат Богу!
На центральной площади, несмотря на победу революции, все еще продолжается стихийный митинг. Здесь много женщин, над которыми нет мужской руки, среди них Арзо узнает своих доярок, вечно «свободных» женщин, а некогда бывшая его любовница, да и не только его, передовица соцсоревнования, коммунистка Ахметова, ныне в строгом восточном наряде, нет, еще не в парандже, но где-то рядом, с трибуны клеймит прошлую власть, клеймит чеченских женщин, «оголяющих» руки и ноги. Она возглавляет лигу свободных женщин чеченок-мусульманок-горянок, верховодит в религиозном обряде – женский зикр, является ректором женского исламского университета, образцом!
Самое высокое здание Грозного, новый обком КПСС, некогда отданный барской рукой Ясуева под диагностический центр, ныне вновь в первоначальном статусе – это президентский дворец. Врачей и пациентов просто выкинули на улицу, оборудование или разворовали, или раскурочили. На жалобы врачей у лидеров нынешней власти один ответ: чеченцы – здоровая нация, а больные пусть не живут, и вообще здоровье, как и все остальное, от Бога, и если ему суждено, то человек будет жить, не суждено – умрет, а раз это все равно рано или поздно случится, то зачем уходить от предписания судьбы: заболел – умирай, не умер – Бог смилостивился, а врачи, обученные в вузах, – злые демоны, из бюджета зарплату им не платить, и вообще о них, впрочем как и о больницах, следует позабыть.
То же самое относится и к образованию.
– Зачем нам учиться? И чему светская школа научит? – ухмыляется «свободный» экран местного телевизора, – мальчикам три класса образования достаточно, а девочкам и этого не надо – пусть по домам сидят, шерстяные носки вяжут.
На перманентном митинге эти лозунги с восторгом встречаются, с ликованием цитируются. Здесь на площади люди днюют и ночуют, огромные палатки расставлены, портрет лидера вывешен, а напротив флаг свободной Чечни и герб с волком. В огромных котлах беспрерывно мясо варится. Для этого из колхозов и совхозов скотину вывозят, и не дай Бог, кто откажет, сразу врагом нации станет, пособником оппозиции заклеймят, того гляди и на месте расстреляют, все подожгут, по крайней мере, есть у них такие полномочия, есть оружие, есть преданная национальная гвардия.
Поголовье скота ограничено, да и аппетиты митингующих чрезмерны, ведь не только на митинг добро везут, но и домой, а бывает и прямо на рынок; вот и захирело сельское хозяйство, опустели фермы, бурьяном поля поросли.
Есть на митинге стало нечего, да к тому же и зима грядет, в палатках по ночам холодно. Теперь вместо возгласов, бурного приветствия обступают старики подъезжающего ко дворцу лидера нации и просят о них позаботиться, чем-либо помочь.
– Нечего здесь задницы отсиживать, – недоволен Глава. – Расходитесь по домам, по три раза Богу молитесь, грехи замаливайте.
– Не три, а пять молитв у мусульман, – подсказывает ему помощник.
– Чего? Даже пять? Тем более расходитесь.
Неосведомленность, а скорее всего шутка, породили нездоровые толки. Чтобы это замять, наиболее рьяным, оголтело преданным старцам, дабы вразумили народ как положено, подарено по машине «Жигули». Эта милостыня осуществлялась под организационным оком Домбы-Хаджи Докуева. Правда, себе, как верховному старцу, он выделил «Волгу» с водителем да двух охранников из спецназа к себе приставил – народ больно наглый стал. Милиция хоть и своя, но от нее ныне толку мало, ее «в землю вмесили», как вора или бандита поймают, из президентского дворца или Парламента записка приходит: «Отпустить, как доблестного революционера – патриота – борца за веру». Кстати и тюрьма теперь только для оппозиционеров, или просто недовольных, в общем, в свободном мире тоже нелегко, безнаказанность порождает дикость.
В целом, первый лидер свободной Чечни личность неоднозначная; может и есть у него, как у нормального человека, свои слабости, однако, если судить по совокупности качеств – натура противоречивая. Конечно, как кадровый военный он в экономике или политике не больно разбирается, ведь опыта все-таки нет, и приходится ему в этих да и других вопросах на своих многочисленных советников и министров опираться, к ним прислушиваться, их совета ждать. А вокруг него одни революционеры, не созидатели они, а разрушители, и не для народа они власть захватили, а для себя. С аппетитом голодных крыс они в доверенные им лидером и народом отрасли въелись, грабят все, разворовывают, распродают; знают в душе, что таких привилегий не заслужили, что манна небесная на них свалилась, что как только начальник узнает, погонит их в шею; вот они и окружили себя вооруженной гвардией, родней и друзьями поддерживаются, боясь не успеть, все разбазаривают.
Лидер всего этого не может не видеть, он призывает министров и советников к порядку – бесполезно. Тогда он прилюдно, в лицо, прямо по телевизору, называет их котамаш *, и еще хуже; а они сидят, будто с ними шутят – лыбятся. Если честно, то они это и без него знают, зато из духовной и материальной нищеты резко в сытости, в достатке лоснятся, неограниченной властью пользуются, под охраной живут, замки возводят, иномарки в обнесенном забором дворе поставить тесно.
В придачу к внутреннему бардаку – российская блокада; экономика зачахла, работы – нет, зарплаты – нет, недовольство растет.
– Мы вам неограниченную свободу дали, – вещает рупор свободы – телевизор. – Что вы еще хотите? Что, мы вас с рук кормить должны? Вы ведь волки – сами себе хлеб ищите, и не только хлеб. Мы