Шрифт:
Закладка:
Трумэн согласился на такой компромисс, но составление ответа было поручено Бирнсу. Основные положения этого ответа получились намеренно двусмысленными:
Начиная с момента капитуляции власть императора и японского правительства определяется верховным командующим союзных держав…
Император и Верховное командование Японии должны подписать условия капитуляции…
Окончательная форма правления будет установлена в соответствии с Потсдамской декларацией по результатам свободного волеизъявления японского народа[3021].
К тому же Бирнс не спешил с отправкой этого сообщения; он продержал его у себя всю ночь и отдал для передачи по радио и доставки через Швейцарию только на следующее утро.
По-прежнему пытаясь контролировать свои военно-воздушные силы, Стимсон предложил на утреннем заседании в пятницу, что Соединенные Штаты должны приостановить бомбардировки, в том числе атомные. Трумэн так не думал, но частично изменил свое мнение к моменту встречи с кабинетом министров, которая произошла во второй половине того же дня. «Мы будем вести войну с той же интенсивностью, – пересказывает слова президента Форрестол, – до тех пор, пока японцы не согласятся на эти условия, но с той оговоркой, что атомных бомбардировок больше не будет»[3022]. Генри Уоллес, бывший вице-президент, ставший теперь министром торговли, изложил в своем дневнике причину, по которой президент изменил свою позицию:
Трумэн сказал, что приказал прекратить атомные бомбардировки. Он сказал, что мысль об уничтожении еще 100 000 человек слишком ужасна. Ему не нравится идея убивать, как он сказал, «всех этих детишек»[3023].
Это ограничение чуть не опоздало. Тем же утром Гровс доложил Маршаллу, что ему удалось ускорить производство на четыре дня, и отправка плутониевого заряда и запала для второго «Толстяка» из Нью-Мексико на Тиниан планируется на 12 или 13 августа. «Если в процессе производства, перевозки на театр военных действий или после прибытия туда не возникнет непредвиденных осложнений, – осторожно сказал он в завершение, – бомба должна быть готова к применению в любой благоприятный с точки зрения погоды момент после 17 или 18 августа»[3024]. Маршалл сказал Гровсу, что президент запретил дальнейшие атомные бомбардировки, кроме как по его прямому распоряжению, и Гровс решил отложить отправку, а Маршалл согласился с этим решением.
Японское правительство получило ответ Бирнса на предложение условий капитуляции вскоре после полуночи в воскресенье 12 августа, но гражданские и военные руководители по-прежнему продолжали свой безвыходный спор. Хирохито устоял перед попытками убедить его отказаться от высказанного ранее обещания капитулировать и созвал совет императорского семейства, чтобы заручиться поддержкой принцев крови. Японский народ еще не слышал об ответе Бирнса, но знал о переговорах о мире и напряженно ждал. Писателю Юкио Мисиме это напряжение казалось сюрреалистическим:
Это был наш последний шанс. Говорили, что следующим в очереди [на атомную бомбардировку] будет Токио. Я бродил по улицам в белых рубашках и брюках. Люди уже дошли до предела отчаяния и теперь спешили по своим делам с радостными лицами. Шли секунды, и ничего не происходило. У всех был вид радостного возбуждения. Мы как будто всё сильнее накачивали игрушечный воздушный шар, уже раздутый до предела, и всё ждали: «Сейчас лопнет? Сейчас лопнет?»[3025]
10 августа командующий стратегической авиацией Карл Спаатс отправил Лорису Норстаду телеграмму с предложением «применить третью атомную бомбу… по Токио», так как считал, что это произведет полезное «психологическое воздействие на руководителей государства»[3026]. С другой стороны, ему не нравилось продолжение массированных бомбардировок зажигательными бомбами; «я никогда не был сторонником разрушения городов как такового с уничтожением всех жителей», – записал он в своем дневнике 11 августа. 10 августа он отправил на задание 114 В-29; 11 августа он отменил вылет в связи с плохой погодой и собственными сомнениями, а после этого ограничил операции «только атаками военных целей с визуальным наведением или в условиях, чрезвычайно благоприятных для бомбардировки вслепую». Американские метеорологические самолеты, летавшие над Токио, больше не подвергались обстрелу зенитной артиллерии; Спаатс считал такое положение дел «необычным»[3027].
Вечером 13 августа заместитель начальника Генерального штаба японского флота, тот самый человек, который задумал и организовывал в предыдущем году атаки камикадзе, усилившие непонимание и негодование американцев относительно японского образа действий, ворвался на совещание руководителей государства со слезами на глазах и предложил «план гарантированной победы»: «пожертвование 20 000 000 жизней японцев в особой атаке [камикадзе]»[3028]. В документах не уточняется, имел ли он в виду, что 20 миллионов японцев должны напасть на соединенные силы союзников с камнями и бамбуковыми копьями.
Решение вопроса подтолкнули многочисленные листовки, разбросанные на следующее утро с В-29. Агитационные бомбы засыпали остатки разрушенных улиц Токио переводами ответа Бирнса. Хранитель государственной печати понимал, что такая огласка еще более ожесточит военных против капитуляции. Он немедленно отнес листовку императору, и незадолго до 11 часов этого утра, 14 августа, Хирохито созвал своих министров и советников в императорском бомбоубежище. Он сказал им, что видит в ответе союзников «проявление мирных и дружественных намерений противника» и считает его «приемлемым». Об атомной бомбе он прямо не упоминал; даже это ужасающее чудовище померкло на фоне общих невзгод страны:
Мне невыносима мысль о продолжении страданий моего народа. Продление войны принесет смерть десяткам, возможно, даже сотням тысяч человек. Вся страна будет обращена в пепел. Как же в таком случае смогу я исполнять волю своих августейших предков?[3029]
Он поручил министрам подготовить императорский рескрипт – официальный эдикт, – который он сможет лично объявить народу. По закону чиновники не были обязаны выполнять это распоряжение – власть императора лежит вне юридической структуры
