— Да, эта тварь выпил у нас много кровушки… — крепко сжав руки в кулаки, сухо заявляет Терренс. — Клянусь, если я хоть где-нибудь встречу Эдварда, то отделаю его еще сильнее, чем сейчас. Того, что он получил, недостаточно для того, чтобы сполна заплатить за все, что он сделал.

— В том, что он бросил меня, я сама виновата, — тихо отвечает Наталия. — Если бы я сразу сказала всю правду, то все было бы иначе.

— Но зачем ты пошла на поводу у этой твари и соврала, что изменяла ему, если такого не было?

— Хотя бы для того, чтобы позлить его и заставить лопнуть от злости. Сейчас Эдвард так сильно взбесил меня, что я бы сама с удовольствием прикончила его.

— Да, не отрицаю, что он — тот еще козел, — соглашается Ракель. — Но, Наталия, почему ты сразу ничего не сказала? Ты сама сказала, что Эдвард давал тебе шанс объясниться, и ты могла доказать, что никогда ему не изменяла. Почему ты сразу не дала ему понять, что те фотографии были подставные?

— Сначала боялась, а после всех его оскорблений поняла, что он и эту правду примет за ложь и точно прибьет меня. — Наталия виновато склоняет голову и прижимает подушку к себе. — Голос того типа постоянно крутился у меня в голове с того момента, как я увидела те фотографии, которые Эдвард принес мне. Я сразу же хотела все рассказать, но тут в моих мыслях, как гром среди ясного неба, начал звучать этот омерзительный, грубый и до дрожи ужасный голос. А МакКлайф был настолько разозлен, что переубедить его в чем-то казалось невозможным. Но теперь это не имеет значение. Он никогда не узнает правду.

— Да, но разве, по-твоему, лучше молчать о том, что тебя насильно целовали, лапали где только можно, да еще и раздели? — разводит руками Ракель. — О таком ты должна была сразу рассказать прежде всего своим родителям. Уж они бы приняли все меры, чтобы этого маньяка посадили за решетку. Тем более, что полиция могла видеть происходящее и видеть, в каком ты была состоянии, когда те типы сбежали.

— Я страшно боялась за свою жизнь и не хотела быть опозоренной на весь мир. Мои обнаженные снимки могли оказаться в Интернете, и их увидели бы все мои знакомые, друзья и важные люди, с которыми общаются мои родители. Представляешь, какой был бы скандал, если бы кто-то из них увидел хотя бы один снимок, где можно рассмотреть мою грудь и мои соски?

— Я прекрасно понимаю тебя, дорогая, но ты не должна была такое скрывать. Мы ведь так с тобой близки и не отказали бы, если бы ты подошла ко мне или Терренса и попросила о помощи.

— Мне очень жаль… — с жалостью во взгляде говорит Наталия и тихо шмыгает носом. — Я знаю, что повела себя, как полная дура. Все было бы иначе, если бы я включила свои мозги и не совершила столь ошибок, из-за которых я столько всего потеряла.

— Но почему ты решила рассказать все именно сейчас? Разве сейчас у тебя в голове не звучит голос того типа и не заставляет молчать?

— Звучит. — Наталия медленно поднимает голову и переводит жалостливый взгляд на Ракель. — Однако я поняла, что больше не смогу скрывать это. Переборола свой страх и рассказала вам о том, что так долго скрывала. Что медленно убивало меня… И что убивает до сих пор… Ссора с Эдвардом стала последней каплей. Я окончательно сломалась и решила — если не расскажу все сейчас, то точно погублю себя. Мне нужно было наконец-то выпустить все эмоции наружу… Я устала молчать и чего-то бояться… Мне уже нечего терять.

— Скажи, а в тот день, когда вы с Эдвардом пришли ко мне и Ракель на ужин, у вас был какой-то конфликт до этого момента? — слегка хмурится Терренс.

— Нет, никакого конфликта не было… Я не разговаривала с Эдвардом после ссоры из-за фотографий. Не считая тех сообщений. — Наталия тихо шмыгает носом. — Во время разговора с Ракель после своего приезда в Нью-Йорк, я отослала сообщение Эдварду, чтобы сообщить об ужине. Через некоторое время мне пришел ответ, в котором было сказано, что Терренс подтвердил это, и добавил, чтобы я даже не смела отказаться. Заставлял убеждать вас двоих, что вы все придумывайте, если кто-то заметит, что мы какие-то странные. Еще он хотел, чтобы мы приехали вместе, и я тоже согласилась на это условие. Правда, в итоге приехала одна, а МакКлайф кинул меня и даже отключил сотовый. Впрочем, так мне было даже лучше. Ибо я бы придушила этого человека прямо на дороге.

— Ух ты! — резко выдыхает Ракель. — Вот это история!

— Да, но я все равно не понимаю, зачем вам надо было притворяться? — недоумевает Терренс. — Как будто руководствовались принципом, что если что-то себе внушать, то так и будет! Да мы с Ракель сразу заметили, что с вами что-то не так! И начали подозревать неладное еще задолго до ужина.

— Я же сказала, что эта глупая идея принадлежала МакКлайфу, — тихо говорит Наталия. — Была бы я посмелее, то послала бы этого козла куда подальше и рассказала бы вам про расставание и попытку изнасилования.

— Даже если вы и говорили о том, что у вас все прекрасно, вы оба все равно были слишком напряжены и нервными. Эдвард пытался скрыть эмоции, но он не выглядел искренним, ибо этот человек — бездарный актер. Да и ты, Наталия, дала нам кучу поводов задуматься.

— Давала каждый раз, когда разговор заходил об Эдварде, — уточняет Ракель. — Если сначала ты вполне веселая и готовая говорить на любые темы, то стоило только заговорить об этом человеке или твоем секрете, то от позитивной девушки ничего не оставалось.

— Именно поэтому ты старалась уйти от темы моих отношений с Эдвардом и просила Анну делать то же самое? — слегка нахмурившись, неуверенно интересуется Наталия. — Я замечала, что когда разговор вот-вот начал быть о нем, то ты находила что-то, чтобы избежать больной для меня темы.

— Это так.

— Мы решили сделать вид, что перестали интересоваться вашими проблемами, как вы нас и просили, — признается Терренс. — Но мы все равно следили за вами и делали какие-то выводы. Правда, когда мы получили письма от дяди Майкла, мы как-то забыли про вас. Вспомнили только про Эдварда лишь тогда, когда его откровенно обвинили во всем.

— А Анна знала про те письма?

— Да, она и Даниэль знали.

— Но почему вы мне не рассказали?