девушка привязала его ноги к стременам. Фолкейну часто приходилось слышать о моральном и психологическом влиянии полной неизбежности, но это казалось уж чересчур.

— К бою! — скомандовал Падрик. Он взмахнул мечом. — В атаку!

Зандары рванулись вперед. В лагере императорских войск барабаны забили тревогу. Кавалерийский отряд на полной скорости помчался им наперерез. Копья воинов сверкали невыносимо ярко.

8

Будучи столь же склонны к нарушению закона, как и представители большинства других рас, икрананкцы нуждались в тюрьмах. Узилище в Хайякате находилось на рыночной площади и представляло собой хижину из единственной комнаты, внутри которой была решетка из крепких столбов, предохраняющая плетеные стены от покушений узников. Если заключенный нуждался в свете, он мог откинуть дверной занавес; при этом решетка на двери оставалась вне его досягаемости. В качестве мебели наличествовали соломенный матрац и несколько глиняных горшков. Чи разбила один из них и попыталась обломком вырыть подкоп. Ее орудие раскрошилось, доказав тем самым, что тюремщики могли быть безумны, но не были глупы.

Шум и тарахтение вывели Чи из задумчивости. Дверь со скрипом отворилась, занавес был откинут, и в красноватом сумеречном свете блеснули очки Гудженги.

— Я как раз думала о тебе, — сказала цинтианка.

— Правда? — наместник выглядел польщенным. — И могу я узнать, что же ты обо мне думала?

— О всяких предназначенных тебе приятных и длительных процедурах — например, кипящем масле или расплавленном свинце. Что бы ты предпочел?

— Я… э-э… можно мне войти? — Дверь распахнулась шире, и за сутулой фигурой Гудженги Чи увидела двух вооруженных стражей; позади них были видны несколько местных жителей, бесцельно слоняющихся по базарной площади — изоляция Хайякаты свела торговлю к минимуму. — Я хотел бы убедиться, что у тебя есть все необходимое.

— Ну, крыша пока не протекает.

— Но я же тебе говорил, что к западу от Сундрадарты дождей не бывает.

— Вот именно. — Взгляд Чи с интересом остановился на мече посланца императора. Не удастся ли заманить в камеру одного Гудженги и отобрать у него оружие?.. Нет, он сумеет защититься и тут же позовет на помощь. — А почему у меня отобрали сигареты? Ну, те горючие трубочки, которые, как ты видел, я обычно вставляю в рот.

— Они находятся в твоем летучем доме, благороднейшая, и хотя дом не возражает против стражи вокруг, он отказывается впустить нас внутрь. Я просил его об этом.

— Отведи меня туда, и я отдам приказ дому.

Гудженги покачал головой:

— К сожалению, это невозможно. Слишком могучие силы находятся там в твоем подчинении. Когда настоящее… аххрр… досадное недоразумение прояснится, тогда, благороднейшая, конечно, я сделаю, как ты захочешь. Я в срочном порядке отправил в Катандару гонцов, и ответ придет скоро.

Не.сомневаясь в гостеприимстве узницы, Гудженги перешагнул через порог, и солдаты заперли за ним дверь на громоздкий замок.

— А тем временем вернется бедняжка Адзель, и твои головорезы его застрелят. — упрекнула его Чи. — Задерни занавес, недотепа. Я вовсе не хочу, чтобы эти дуболомы глазели на меня.

Гудженги исполнил ее распоряжение.

— Но теперь я ничего не вижу, — пожаловался он.

— Ну в этом я не виновата. Садись. Да, вон там в углу — матрац. Хочешь выпить? Стражники принесли мне кувшин вина.

— Э-э… мне не положено.

— Ладно, давай, — отмахнулась от его сомнений Чи. — Пока мы вместе пьем, мы, по крайней мере, не стали еще смертельными врагами. — Она налила вина в глиняную кружку.

Гудженги жадно выпил и не стал возражать против второй кружки.

— Что-то я не вижу, чтобы ты сама пила, — сказал он с тяжеловесной претензией на игривость. — Может быть, ты рассчитываешь меня напоить допьяна?

«Ну, — подумала Чи, вздыхая, — попытаться во всяком случае можно». На секунду она напряглась. Ее ум, как всегда в критической ситуации, заработал на повышенных оборотах. Расслабив мускулы, она лениво проговорила:

— Здесь ведь нечем больше заняться, не правда ли? — Она отпила из своей кружки. В темноте Гудженги не увидел, как она сморщилась. Ну и гадость! — Вы напрасно причиняете нам зло, — сказала она. — Мы ведь питаем в отношении вас самые дружественные намерения. Однако, если мой товарищ, когда он здесь появится, будет убит, вам не уйти от возмездия.

— Кр… Его убьют, только если он нападет. Как ни сопротивлялся этому комендант Лалнак, я велел расставить глашатаев, которые криками предупредят твоего товарища, что ему не следует к нам приближаться. Надеюсь, он будет благоразумен.

— Но тогда что же ему делать? Не умирать же с голоду? — Гудженги поморщился. — Ладно, пока что давай выпьем, — сказала Чи.

— Мы… аххрр… можем попытаться достичь компромисса. Все зависит от того, какой ответ я получу из столицы.

— Но если Адзель направляется сюда, он доберется гораздо раньше, чем ты получишь ответ. Допивай, и я наполню кружки снова.

— Нет-нет, с меня хватит, я уже не так молод.

— Я не люблю пить одна, — настаивала Чи.

— Но ты почти и не пила, — возразил Гудженги.

— Я же меньше тебя, — ответила цинтианка, осушила свою кружку и налила им обоим из кувшина снова. — Но ты удивился бы, если бы знал, как много я могу выпить, — добавила она.

Гудженги наклонился вперед:

— Хорошо. Чтобы показать тебе мое искреннее стремление к дружбе, я к тебе присоединюсь. — Чи ясно прочла его мысль: если ее хорошенько напоить, она может проговориться о чем-нибудь важном. Чтобы поощрить его в этом похвальном намерении, она икнула.

Гудженги старался пить мало, в то время как Чи поглощала вино во все больших количествах. Тем не менее по истечении часа речь икрананкца постепенно сделалась несколько неотчетливой.

Гудженги, казалось, в отличие от Чи сохраняет ясность сознания, хотя его попытки выманить у нее признание в том, что целью Фолкейна в Катандаре было вызвать беспорядки, никак нельзя было бы назвать тонкими. Когда ее протесты приняли слишком уж воинственный характер, Гудженги сменил тему.

— Давай обсудим что-нибудь еще, — предложил он. — Например, твои способности и умения.

— У меня разносторонние шшпошшобности — лучшше, шшем у тебя.

— Да. Да, конечно.

— И к тому жже я краш… красивее.

— Э-э… вкусы различаются, знаешь ли, вкусы различаются. Но я должен признать, что ты обладаешь определенной…

— Ужж не хочешш ли ты шшказать, что я не красотка? — Усы Чи угрожающие встопорщились.

— Что ты, благороднейшая, напротив…

— И ешшще я замеччательно пою. — Чи, пошатываясь, поднялась с кружкой в руке, махнула хвостом и издала чудовищное завывание. Гудженги зажал уши.

«Чинг, чанг, гули, гули васса, Чинг, чанг, гули, гули бум».