Сердце кольнуло, и Смуров, морщась, потер левую половину груди через китель. Лаборатория? А какого черта они отзвонились следователю, когда должны были – Саньке? И почему так быстро? Что еще за цирк с конями?

– Так ведь звонили уже, – сказал Смуров, решив включить дурака.

И не прогадал.

– Ты не поверишь. Ту же самую отраву обнаружили в пирожных второго финалиста. Корсаков Олег Михайлович.

– Та-а-ак. – Смуров промокнул губы салфеткой и встал.

– Короче, берите этого Корсакова прям срочно. А я попробую еще раз допросить Загорцева.

– На предмет?

– Смуров, не валяй дурака, – попросил Долинин. – Сознаваться не хочет – так пусть стучит. Я думаю, его адвокат будет только счастлив, если предложить Загорцеву статус свидетеля. А Корсакова уже вломим по полной. И выйдем в дамки!

– Товарищ капитан… – Смуров, шагая к дверям, потер лоб свободной рукой; ощущение было такое, будто коснулся мокрой кухонной тряпки. – Тебя ничего не настораживает? Вдруг ты в двух соснах леса не видишь?

– Нет такого выражения, Смуров.

– А зря.

– Зря там или нет – ты мне Корсакова вези. Все, давай. Работаем.

Разговор оборвался. Смуров вышел на улицу – как в баню – и сунул в карман телефон. Постоял, тяжело дыша. Пара десятков метров до «Ауди» с кондиционером. Пять-десять минут искусственной прохлады. А потом – опять то же самое.

– «Корсакова вези», – буркнул Смуров. – Где я тебе его возьму теперь? Если не дурак, так он еще вчера домой в Красноярск свалил. Пока ты к Загорцеву прицепился, как банный лист…

Но, ворча, уже прикидывал, кому поручить работу.

•••

Час назад Тимофей, едва успев закончить разговор с Вероникой, которая доложила, что вместе с опером Сашей едет проверять квартиру Загорцева, принял звонок от Долинина. Сейчас он стоял, прислонив удостоверение к стеклу, за которым сидел вчерашний дежурный – усталый и злой.

– Помню вас, – буркнул тот и снял трубку. – Максим Андреич, тут адвокат этот… Ага, понял.

Положил трубку и сказал:

– В допросную сразу проходите. Это…

– Я знаю, спасибо, – перебил Тимофей и, убрав удостоверение в карман, двинулся по коридору.

Долинин ждал его с папкой возле двери. Кивнув, как старому знакомому, открыл папку.

– Итак, Тимофей Геннадьевич. У нас новые факты в деле. Корсаков, второй финалист шоу, приготовил пирожные с тем же самым антисептиком, что и Загорцев.

– А женщина? – спросил Тимофей.

– Какая женщина?

– Третья финалистка. Торт в виде снеговика.

– Понятия не имею, с какого ракурса вас это интересует, и разглашать эту информацию я не должен, – проворчал Долинин. – Но так и быть: торт в полном порядке. Подозреваю, криминалисты его уже списали под чаек. Нас с вами сейчас не торты интересуют. А то, что у вашего клиента появилась хорошая возможность соскочить.

– У него эта возможность была с самого начала. Я не вижу, что изменилось сейчас.

– А вы точно адвокат? – нахмурился Долинин. – Я вам, вообще-то, спасательный круг бросаю. Еще раз, дабы внести ясность: я получаю от Загорцева любые сведения о Корсакове, и можете забирать его отсюда на все четыре стороны. Переквалифицируем в свидетеля. Судимости не будет. Чистая победа – ваша. И шикарная строчка в резюме. А главное – никаких больше роликов про бедную овечку Загорцева, договорились? Это ведь ваше первое дело?

Тимофей в задумчивости посмотрел на следователя. Слова, слова… Так много. И к чему этот последний вопрос? Попытка расположить к себе? Завязать неформальный разговор? А нужен ли ему этот разговор? И уклониться от него – это вариант нормы или грубое нарушение неписаных правил?

Тимофей решил ответить на последний вопрос:

– Первое.

– Так и подумал, – кивнул Долинин. – В общем, у вас пять минут, чтобы разогреть клиента. Объясните Загорцеву ситуацию. Потом зайду я, и мы проведем допрос уже под запись и протокол. Задача ясна?

Тимофей кивнул. Долинин открыл перед ним дверь.

– Спасибо, – сказал Тимофей.

29

– Привет. Ты не занята? – спросила Полина.

– Не очень, – отозвался голос Софьи из трубки. – Как раз перерыв. А что случилось?

– Ничего. Просто… – Полина несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, готовясь сказать эти слова. – Просто я хотела на него посмотреть.

Тишина в трубке.

– На кого?

Хоть и готовилась к разговору, произнести это слово сразу не получилось. Его пришлось буквально выталкивать наружу.

– На… На убийцу.

– Полина… – обомлела Софья. – Зачем?

– Не знаю. Но я должна его увидеть.

– Послушай, это… Это просто глупо.

– Ну и что? Хуже ведь не будет.

– Будет! – повысила голос Софья. – Поверь на слово – будет. Этот человек свое получит, даже не сомневайся. Он уже арестован, полиция разберется с ним и без тебя.

– А я хочу, чтобы он посмотрел мне в глаза! – стояла на своем Полина.

– Да зачем? – изумилась Софья. – Ты что, думаешь – он отвернется? Думаешь, заплачет или раскается? Полиночка, так не бывает. Его сейчас волнует только его судьба. А тебе нужно думать о своей. Продолжать жить. Я тебя не брошу, не волнуйся. Сейчас как раз караулю директора студии, жду, когда он будет на месте. Я обязательно…

– Я не смогу продолжать жить, пока не увижу эту тварь своими глазами, – перебила Полина. – Ты можешь мне помочь?

– Я? – изумилась Софья.

– Ну… – Голос у Полины упал. – Я просто не знаю, как это можно сделать, – призналась она. – Не знаю даже, куда ехать. Что говорить. И вообще…

– Да пойми ты – так просто не делается! Тебе никто не позволит…

– Но ведь нельзя же сдаваться, даже не попытавшись! – воскликнула Полина.

Трубка еще немного помолчала. Потом вздохнула:

– Ладно. Давай через два часа на «Цветном бульваре». В центре зала.

– Спасибо!

Полина сбросила вызов и улыбнулась. Но улыбка медленно сползла с лица. Секундное торжество от крохотной победы сменилось уже привычным осознанием того, во что превратилась жизнь и вся вселенная.

К чему эта победа? Чего она достигнет? Вызовет недовольство полиции? Может, Софья права, и надо изо всех сил плыть не вниз, а – вверх?

Не «может», а права. Ежику ясно, что так будет правильно. Да только вот человеку не всегда нужно поступать правильно или даже так, как хочется. Иногда необходимо совершить ошибку – чтобы оттолкнуться от нее, как от дна, и подняться к поверхности.

•••

– Расскажите, как все было, – напирал Тимофей. – Чего вам теперь-то бояться? Вас ведь уже не выгонят с шоу. Никакого шоу больше нет.

– Да ничего уже нет, – буркнул Загорцев и обхватил голову руками. – Господи, до меня только сейчас дошло, что вся страна знает – Ильичев отравился моими пирожными!

– Мы можем доказать, что вы ни при чем. Я ведь вам