Вечером того же дня

Оксфорд одержал победу над Кембриджем в ежегодном крикетном матче, и по такому случаю таверна «Тёрф» была битком набита ликующими завсегдатаями. Тристану пришлось использовать свои габариты, чтобы сквозь толпу пробиться к стойке. Грязная и сырая таверна вся провоняла пролитыми за сотни лет пивом и мочой. Впрочем, это относилось к любой оксфордской таверне.

«Лагавулин» подали в липком стакане. От пронзительного хохота дрожали стропила. Когда-то в такой атмосфере Тристан наслаждался, чувствуя сопричастность с другими участниками попойки, однако сегодня здесь царили просто шум и показуха. Словно все ощущали себя немного лишними и вопили, заблаговременно приготовившись к драке.

Из самого темного угла зала притаившийся лорд Артур Сеймур, второй сын маркиза Донкастера, наблюдал за Тристаном. Он явно пребывал в дурном настроении и лишь прикидывался, будто весело проводит время с друзьями. Тристан заметил его соломенную курчавую шевелюру, как только вошел в таверну. Ну и пусть. Неутоленная страсть заставляет людей совершать разные нелепые поступки.

Ему ли этого не знать?

Тристан с шумом поставил на стойку стакан виски.

Люси предпочла скрываться. Маленькая трусиха. Сегодня не появилась в лондонском офисе и вечером тоже не искала встречи, хотя бы для того, чтобы устроить очередной разнос. Должно быть, неутоленная страсть заставила мысли вращаться вокруг нее весь день.

– Боже! Вы так прекрасны!

Молодой человек, примерно ровесник Тристана, втиснулся слева.

Высокий, однако пониже его самого. Четко очерченные губы. Длинные, до воротника, кудрявые волосы. Голубые глаза исследовали Тристана, фиксируя черты его лица со свойственной художнику дотошностью.

Тристан наклонился, стараясь говорить как можно тише:

– И вам добрый вечер, сэр.

– Ваше лицо следует увековечить в мраморе и запечатлеть в масле, дабы грядущие поколения могли созерцать его, оплакивая угасшее великолепие минувших дней.

Тристан принялся раскручивать свой почти пустой стакан.

– Я уже слышу этот плач. Вот только слезы вызваны в основном моими недостатками, а не прекрасным лицом.

Молодой человек запрокинул голову и рассмеялся:

– Не скромничайте. Слезы вызывает ваша красота, в то время как легкомыслие, присущее юности, скоро забудут. – Он протянул руку: – Меня зовут Оскар Уайльд.

– Я наслышан о вас, мистер Уайльд. Вы получили Ньюдигейтскую премию за поэму «Равенна» два года назад.

Драматург наклонил голову:

– Я польщен. Любите читать стихи?

– Время от времени.

– Пишете сами? Лорд Баллентайн, если я не ошибаюсь?

– Да. И еще раз да.

Оскар Уайльд пришел в восторг:

– Собрат по перу! Плачу` за следующую выпивку. Бренди!

Он окликнул бармена и в поисках монеты сунул руку во внутренний карман безупречно пошитого пиджака – цвет «полуночный синий», бархатные лацканы и серебряные пуговицы с изображениями павлинов. Тристан и сам бы не отказался от такого.

Он коснулся рукой лацкана, чтобы остановить Оскара, ощутил его ладонь под тканью и удержал ее легким нажатием. Уайльд резко перевел взгляд на Тристана, в голубых глазах блеснуло изумление. Интерес в его взоре разгорался с поразительной скоростью. Тристан торопливо опустил руку. Драматурги… Сорт людей, которые соблюдают условности еще меньше, чем он сам.

– Позвольте, я заплачу. – Он извлек шиллинг из своего кармана и бросил бармену. – Бренди для моего друга. А мне повторить.

Уайльд продолжал рассматривать его из-под полуприкрытых век.

– Что же вы делаете в этом кишащем студентами пабе, когда Лондон готов бросить к ногам все лучшее, что в нем есть? – проворковал он. – А тем более Италия.

Уголок губ поэта дернулся.

Тристан понял, что сейчас делает он сам – «соблазняет ради самого процесса соблазнения», как выразилась Люси. Вернее, выкрикнула. Да, черт возьми, именно этим он и занимается.

Улыбка медленно сошла с его лица. Тристан процитировал:

– Лондон стареет. «Смысл жизни проявляется в разнообразии. Оно придает ей пикантный вкус».

Цитируя чужие высказывания, можно выразить больше, при этом говоря меньше.

Истекла секунда или две, прежде чем Уайльд едва заметно кивнул.

– Вам нравится Купер, верно? – нейтральным тоном спросил он и подтолкнул к Тристану вновь наполненный стакан.

Тристан обхватил стакан пальцами и вдруг ощутил покалывание в затылке. Он поднял глаза и поймал из противоположного угла бара затравленный взгляд лорда Артура. Артур казался таким удрученным, словно кто-то только что застрелил его щенка. Все понятно. Не стоит в следующий раз приглашать впечатлительных молодых людей на оргию, если в результате случается такое недоразумение. Какая оплошность!

– Дорогой! – сказал Уайльд. Его взгляд рассеянно задержался на младшем наследнике, затем перешел на Тристана. – Вон тот парень выглядит несчастным. Романтическая история? – Он хихикнул про себя: – Конечно же, нет. Разумеется, тут дело в сексе.

Тристан чокнулся с ним выпивкой.

– Дело всегда в сексе.

– В этом мире все сводится к сексу, – согласился Уайльд. – Кроме самого секса.

– Тогда что же такое секс?

Драматург улыбнулся:

– Смысл секса во власти. И вы это сами прекрасно понимаете, милорд.

Когда они распрощались – после трех… нет, после пяти порций спиртного, Тристан вышел из паба не то чтобы совсем нетвердой походкой, однако с тяжелой головой. Во всяком случае, Оскар Уайльд был в худшей форме; покончив с последним бренди, он заплетающимся языком клялся сделать Тристана прототипом героя своего первого романа, посвященного опасностям, которые таит в себе вечная красота; история обещала стать готичной и мрачной.

Мистер Драматург, а как насчет запутанной истории об одном графе, который замыслил отправить собственную жену в приют для умалишенных? Будет ли она для вас достаточно готичной и мрачной?

Погода переменилась; летний дождик увлажнил воздух и намалевал радужные разводы вокруг газовых фонарей на Холиуэлл-стрит. Вот и голову торопящейся мимо светловолосой женщины украсило гало, колыхавшееся подобно вееру.

Невысокой женщины, в одиночестве идущей по улице.

Тристан замер и всмотрелся внимательнее.

Его словно окатило холодной водой. Люси. Такую решительную походку трудно не узнать. Ни одна другая женщина не потащится ночью одна через весь город. Люси как раз обошла группу студентов и практически исчезла из его поля зрения.