– Лимонно-желтая хлопчатобумажная ткань для утреннего платья, тафта на платья для прогулок – светло-голубая, зеленовато-голубая и розовато-лиловая. Светло-вишневый шелк для вечерних платьев. Для дорожного платья – самая лучшая шерсть, синевато-серая.

Вновь придя в воодушевление, миссис Уинстон согласно кивала: выбранные Хэтти цвета удовлетворяли даже привередливому вкусу опытных специалистов.

– И никаких шлейфов. Ни на дорожном платье, ни на платьях для прогулок.

Миссис Уинстон едва не проглотила язык:

– Никаких шлейфов?

– Ни на дюйм.

– Хорошо, – произнесла портниха после душераздирающей паузы. – Я бы порекомендовала добавить несколько декоративных элементов, чтобы создать иллюзию полной груди.

– Вы имеете в виду оборки? Обойдемся без них.

– Хорошо. Могу я предложить вам бархатную отделку на платья для прогулок? Мне как раз вчера доставили изысканный темно-синий бархат; он будет превосходно контрастировать как со светло-голубым, так и с зеленовато-голубым.

– Не возражаю. Мне также понадобятся по три кармана в каждой юбке.

Миссис Уинстон чуть не выронила карандаш:

– Три кармана?

– Да.

– В большинстве юбок, которые мы заказываем или шьем сами, предусмотрен один карман, причем это относится только к платьям для прогулок.

– Понимаю. Однако мне нужны по три кармана в каждой юбке, в удобном месте и достаточно большие.

Миссис Уинстон перешла в наступление:

– Принято иметь один карман, причем неприметный, в платье для прогулок. Однако три… это неслыханно!

– Я ношу с собой много разных вещей, – объяснила Люси. – Видите ли, я очень предусмотрительна.

– При всем уважении… Однако вам требуются платья по последней моде. А последняя мода может быть описана одним словом – «облегающая». Отвисшие карманы так или иначе искажают силуэт юбки, независимо от покроя. И соответственно, искажают облик леди! – На последнем слове миссис Уинстон повысила голос и едва не перешла на крик.

Люси порылась в сумочке и выложила на прилавок несколько монет:

– Леди внесет за это отдельную плату.

Миссис Уинстон снова вцепилась в карандаш.

– Заплатить можно вперед, конечно, – пробормотала она. – Вообще-то карманы для идеально скроенной юбки не являются особым криминалом. Вы, наверное, принадлежите к новоиспеченному Обществу рациональной моды?

– Нет, – ответила Люси. Вот черт! Она вспомнила о скопившихся дома горах корреспонденции. Где-то в их недрах скрывался неоконченный ответ на письмо виконтессы Харбертон, основательницы новоиспеченного Общества рациональной моды. Леди Харбертон спрашивала – может ли общество взять на себя смелость давать рекомендации по ношению женских вещей, которые нельзя было даже называть: «ни одной женщине не следует носить нижнее белье общим весом более семи фунтов». И еще: хотела бы Люси поддержать кампанию в пользу женщин-велосипедисток? На оба вопроса она ответила «да» и готова была запустить петицию в поддержку велосипедисток, однако так и не смогла найти времени. А все проклятый Тристан Баллентайн, который чинит помехи делу феминизма на всех фронтах!

За спиной Люси взорвался колокольчик, и дверь в магазин снова открылась.

– Боже праведный, – послышался женский голос, безоговорочно выдававший аристократку, – неужели мы попали в Швейцарию?

Люси застыла на месте.

Нет.

Не может быть.

Миссис Уинстон поверх нее взглянула на новую посетительницу. Ее губы раздвинулись в приветствии.

Люси ничего не слышала – голову наполнило тяжелое молчание. В последний раз она слышала этот голос десять лет назад.

На пороге стоял ангел. Блестящие светло-каштановые локоны, большие голубые глаза, губы, которые поэты сравнили бы с бутоном розы. Люси еще никогда не встречалась с таким совершенным образцом женственности. А рядом с юной леди, подняв в испуге тонкие брови, стояла… мать Люси.

Значит, это не игра воображения. Перед Люси – леди Уиклифф в шелковом платье с воротником-стойкой, отделанным кружевами.

Раньше Люси пыталась представить, что будет, если она снова ее увидит. И внутри все опускалось от одной только этой мысли. А теперь она ничего не почувствовала. Лишь сердце с ледяным спокойствием отсчитывало удары.

Графиня сильно похудела и выглядела растерянной. Возможно, не сразу пришла в себя – сначала колокольчик, потом дочь…

Женщин сопровождал лакей; он стоял, прислонившись к стене, нагруженный пакетами всевозможных размеров.

– Люсинда. – Мать по-прежнему смотрела на нее в упор. Настоящая леди не таращит глаза.

– Мама.

Не отводя взгляда от Люси, графиня взяла ангела за плечо:

– Ты помнишь свою кузину Сесиль?

Нет. В этот момент Люси ничего не помнила.

Леди Сесиль наклонила голову:

– Кузина Люси.

Едва Люси услышала этот мелодичный голос, как память пробудилась. Это та самая шестилетняя девочка, которая все время плакала! Дочь двоюродного брата графа Уиклиффа. Родители Сесиль погибли при крушении поезда, и она воспитывалась в Уиклифф-холле. Теперь девушке двадцать один; она превратилась в красавицу, и, несомненно, ее с восторгом принимают в свете.

– Позвольте предложить вам прохладительные напитки? – спросила миссис Уинстон с показной радостью.

– Сесиль пробует себя в живописи. Занимается акварелью, – сообщила мать. – Недавно ее приняли в Оксфордскую школу рисования профессора Раскина, на летний курс.

– Чудесно, – проговорила Люси.

Воздух в магазине внезапно стал густым, как лондонский туман. Неужели мама только что объявила, что они с Сесиль проведут в Оксфорде все лето?

– Ты часто бываешь в этой части города? – спросила графиня.

– Оксфорд – маленький городок.

А значит, их пути непременно будут пересекаться. И трудно сказать, кого этот факт огорчил сильнее.

Графиня наконец убрала руку с плеча Сесиль; ее щеки раскраснелись от досады.

– Сесиль, нам лучше вернуться. Зайдем сюда как-нибудь в другой раз.

– Да, тетя, – послушно кивнула Сесиль.

– Я скоро ухожу, – поспешила заверить ее Люси. Нет необходимости лишать миссис Уинстон выгодных клиенток, учитывая, насколько придирчива была женщина в вопросе карманов.

Мать высокомерно фыркнула.

Люси снова повернулась к портнихе:

– У вас есть алый шелк?

Миссис Уинстон пристально посмотрела на нее поверх очков.

– Есть. В подсобке. Желаете взглянуть? – неохотно предложила она, явно переживая, что новые клиентки могут уйти.