– из дерева черешни; и пробовали их резинки, они были упругие и крепкие, новехонькие. Но время шло, мы видели, как уменьшаются запасы наших шариков, а мы не попадали ни в одну птицу и стали впадать в отчаяние.

– Тогда я предложил тебе пойти подальше, – сказал Меме.

– Да, и мы потащились к оврагу. Уже начало смеркаться. Птицы стаями пролетали над нашими головами. Но они летели высоко – даже если бы мы попробовали в них стрельнуть, все было бы напрасно. Мы держали рогатки в руках и ждали. И вдруг мы оба стреляем. Одна птица свалилась с ветки смоковницы и исчезла в кустах ежевики. Мы кубарем покатились по тесной тропинке, стали раздвигать кусты и искать, как сумасшедшие. И тебе не повезло, ее нашел я. Она была в нескольких шагах, на большом камне. Я нагнулся и поднял ее. «Это моя птица, я ее первый увидел, вор», – поднял ты крик, подошел и попытался выхватить ее у меня из рук. «Почему твоя? Я первый услышал, как она поет на ветке. Докажи мне, что это твой шарик в нее попал!» – ответил я и прижал ее к себе – вдруг я резко передумал, повернулся и протянул ее тебе. – Ладно, возьми ее, ты прав. Это ты в нее попал. Мой шарик в последний момент выпал, и я выстрелил вхолостую». Без лишних слов ты схватил птицу и засунул ее в свой мешок.

– И так я попался в твою ловушку, – засмеялся Меме, – я так жаждал заполучить трофей, что не смог заподозрить тебя в кознях. Когда мы вошли ко мне домой, где нас ждали: ты – скромный, я – гордый, как надутый индюк, – в столовую, где вокруг стола с зажженными свечами и расставленными приборами сидели мои отец, мать, сестра и ее подруга Анфи, красивая темноволосая девочка, в которую я был тайно влюблен. «Вы опоздали, обед уже закончен, – сказал мой отец, вытирая салфеткой усы. – Давайте-ка посмотрим, что за добычу принесли нам наши великие охотники?» Ты встал в стороне, принял несчастненький вид и сказал: «Сегодня удача мне не улыбнулась, господин». – «А Меме, – сказал мой отец, – кажется более довольным, чем ты». Я подошел, победоносно достал из своего мешка птицу и положил ее на стол со словами: «Последним шариком ее сбил, когда мы уже уходили». И сразу же понял свою ошибку, но было уже поздно ее исправлять. От птицы исходила ужасная вонь, а пучок желтых перьев отвалился с шеи и остался на моих пальцах. «Убери ее немедленно отсюда, – проревел мой отец, зажав нос, – как ты смеешь, грязный лгун, показывать нам эту дохлятину, тем более в святое обеденное время? Вон, обманщик!» Так трагикомично закончилась наша первая охота. А ты тем временем поспешил улизнуть через балконную дверь, я слышал, как ты перепрыгнул через забор и щебень захрустел под твоими башмаками, когда ты убегал. С тех пор я тебя не видел. Но, знаешь, я быстро тебя простил. Из-за того унижения я не бросил охоту. Напротив, мое рвение к ней не улетучилось, а стало страстью, болезнью. Таким образом, дорогой мой Агафий, не было бы преувеличением сказать, что именно ты помог мне с годами стать важным охотником, чем я сегодня очень горжусь. Давай выпьем по последнему бокалу!

Мы чокнулись.

– За разговором мы не заметили, как рассвело. Слышишь петухов? Они уже давно кукарекают. И свет ламп в комнате потускнел, – сказал Меме.

Он подошел к окну и распахнул ставни. Солнце всходило из-за горы. Ветер совсем стих.

– Мне пора идти. Сейчас полседьмого, – сказал я, посмотрев на настенные часы.

– А я должен привести в порядок свои вещи. Сегодня я не пойду на охоту.

– Итак, пусть птицы последний день, не страшась, свободно полетают над полями и горами! Мы скоро снова увидимся, и очень скоро, мой дорогой друг, – сказал я ему.

Мы еще раз обнялись, я подошел к двери, снова попрощался и вышел.

В голове моей мысли жужжали, как пчелиный рой.

«Ну что за вечер! Что за странная штука жизнь! Сколько поворотов судьбы! Какие поразительные стечения обстоятельств! А я не верил, что бывают совпадения!» – бормотал я, шагая медленно, словно лунатик. В середине коридора я наткнулся на Феофана. Он был свежевыбрит, выглядел отдохнувшим и был в веселом расположении духа.

– А я за вами шел. Сказать, что вы опаздываете. Уже седьмой час, – сказал он мне.

– Спасибо тебе. Но я не думаю, что у меня будут сегодня силы что-либо делать. Думаю все бросить. Пошли все дела к черту. Мне надо отдохнуть. Я пойду к себе в комнату.

– Не туда, а сюда, прошу вас.

Он потянул меня за руку и толкнул четвертую дверь справа, под номером семь, через несколько шагов от двери Меме.

Войдя, я был ошарашен. Комната была точь-в-точь такой же, как та, из которой я вышел минуту назад. Та же мебель, стол, глубокое удобное кресло, обитое вишневым штофом, люстра, зажженный камин, графин с посеребренным носиком, часы на стене, двуспальная дубовая кровать. Если бы не отсутствие охотничьих орудий, я бы сказал, что все еще нахожусь в комнате Меме. Все мои вещи были разложены по местам, и Эвника в свежевыглаженном платье, крепкая и с голыми руками, встречала меня с улыбкой, выходя из-за двери, где она пряталась, с подносом в руках. Запах свежего дымящегося кофе достиг моих ноздрей и оживил меня.

– Добро пожаловать, господин Агафий, – сказала она, поставив поднос на стол, – я приготовила ваши любимые бублики, козье молоко, сыр и два вареных яйца.

– Эвника, ты ангел! Дай я тебя поцелую, – сказал я с воодушевлением и обнял ее, – извини, что я в таком виде. Я все еще брожу в пижаме. Твой супруг чуть не уморил меня вчера вечером.

Я с удовольствием отпил глоток ароматного кофе.

– Я знаю. Он мне рассказал все во всех подробностях. Ну что мне с ним делать? Он теряется при малейшей трудности, путается при первой же загвоздке. По правде говоря, мы немало расстроились. Прямо беда, Матерь Божья! Я недавно вернулась и уже успела сделать кучу дел.

– А по тебе и незаметно. Ты – если мне позволит Феофан – свежее утренней розы.

– «Духовное удовлетворение – это все, – говорила моя покойная мать, – делай свое дело и никогда не будешь страдать». Но сейчас уже все позади. Все устроилось. Все снова войдет в привычный ритм.

– Феофан вчера говорил, что ты ходила в Хору по какому-то неприятному делу, – сказал я, избегая напрямую заговорить о птице.

– Съешьте ваш завтрак и приходите – я горю нетерпением показать вам, – ответила