– Ох, Дэниел, – говорит она, бросаясь ко мне в порыве эмоций, о котором я не думаю, что он мне нравится. Я немного ворчу, и она отступает и смахивает прядку волос с лица. – Извини, я так испугалась.

Спасибо. Я в порядке?

Да. Мы вовремя привезли тебя сюда.

Ты в порядке?

[Молчаливый, грустный кивок. Она вытирает глаза.]

Как я сюда попал?

– Рядом была полицейская, – говорит он. – Она увидела, что я паникую, потому что не могла помочь тебе откашляться, и ты начал синеть, поэтому она подбежала и начала делать тебе искусственное дыхание.

Я посмеиваюсь. Всем всегда хочется это сделать. Это не помогает, но зато придает им героический вид.

– Когда я оттащила ее, мужчина поднял тебя и вынес из парка, – говорит Марджани. – Та милая женщина, Ребекка, оставила машину неподалеку, и мы немедленно поехали сюда. Кто-то вызвал «скорую», но у нас не было времени ждать. Мы внесли тебя в здание, и они сразу надели на тебя маску. Но мы очень испугались. Похоже, ты достаточно долго почти не дышал.

Я смотрю на свое тело. Оно изрезано, ободрано и окровавлено, от лодыжки до самого бедра, на обоих ногах. Я ворчу.

Она разражается слезами.

– Мужчина тебя сначала уронил, – говорит она и обхватывает свою голову руками. Она ужасно чувствует себя из-за этого, но зря: мысль о Добром Самаритянине, пытающемся помочь этому бедному калеке, который не может дышать, но затем роняющему меня на тротуар в ту же секунду, когда поднял меня, объективно уморительная. Охнули ли все вокруг? Подумали ли, что он пытался меня уронить? Как в абсурдной сценке. Я пришел помочь! Спасать! Но сначала: мы должны поотбивать его, как баскетбольный мяч! Моя грудная клетка начинает ходить ходуном, и Марджани настораживается, но потом понимает, что я смеюсь. Она улыбается, и я подозреваю, что это первый раз за несколько часов, когда она улыбнулась.

Я не знаю, видел ли я когда-то раньше Марджани такой обеспокоенной.

Дверь снова открывается. Крамер вваливается в комнату, зрители аплодируют, смотрите все, это наш чокнутый дружок Трэвис, живущий напротив. С ним полицейский. Это наш старый друг Уинн Андерсон.

– Чувак, что за черт, – говорит Трэвис. – Неудивительно, что я не мог тебя найти на митинге. – он оглядывает меня. – Ты что, ввязался в драку с полузащитником? – он мягко кладет руку мне на голову и засовывает трубочку, торчащую из стакана с водой, мне в рот. Он присвистывает. – Это дерьмо всегда жутко меня пугает.

Я смотрю на детектива Андерсона. Наши глаза встречаются с узнаванием. Он пытается быть невозмутимым, но у него это плохо получается. Я подмигиваю ему.

Я замечаю женщину за ним. Кажется, она не против, что остальные забыли о ее существовании.

– Привет, я Дженнифер, – говорит она. – Мы встретились на митинге. – я помню. Она была милой. – Вау, ты в порядке?

В отличие от всех людей, видевших меня в таком состоянии, она не говорит со мной так, будто мне три года, и не смотрит мимо, словно я бревно. Она смотрит мне прямо в глаза. Мне уже нравится эта девушка, и у меня появляется ощущение, что все будет в порядке.

Детектив Андерсон заговаривает:

– Послушайте, Дэниел, я просто хотел убедиться, что с вами все в порядке, но Трэвис сообщил мне кое-какую важную информацию, которую я, эм, не смог получить во время вчерашней нашей встречи. – он все еще огромный, но, когда он не уверен в себе, он снова становится маленьким мальчиком в чересчур большом для него костюме полицейского. – Когда вам, эм, будет, ну, лучше, я зайду, и мы сможем записать заявление.

Когда я киваю ему, он отводит взгляд. Я замечаю татуировку «Атланта Фэлконс» на его левом бицепсе.

Я смотрю на Марджани.

Можно мне убраться отсюда?

– Тебя еще должен осмотреть доктор, но да, я думаю, они тебя отпустят. Они избавились от мокроты и проверили все остальное. Они даже сделали… Ой, это что такое? – Она переворачивает меня, и мы понимаем, что под моей поясницей на кровати небольшая лужа крови.

– Вот черт, – говорит Трэвис. – Зацените. Это гвоздь.

Это гвоздь. В кровати крохотный гроздь. Так вот что за садовый шланг я ощутил ранее. Как, черт возьми, он здесь оказался? Откуда в кровати гвоздь?

– Из всех возможных вариантов, ты умрешь от столбняка, – со смешком говорит Дженнифер. Как я уже говорил, мне нравится эта девушка.

27.

Итак, вы задаетесь вопросом: почему я еще не умер? В то время как довольно часто случается, что что-то преграждает мне дыхательные пути, отсуствие резервуара и маски – это не привычное событие. Если мокрота была там, я не мог от нее избавиться и она мешала мне дышать дольше чем, скажем, две минуты… почему я еще не умер?

Марджани пытается объяснить это мне, когда мы сидим в задней части пикапа Трэвиса.

Из всех причин, почему я люблю Трэвиса, тот факт, что он переделал свой F-150, чтобы я мог ездить сзади, это, возможно, лучшая. Через несколько недель после моего переезда сюда, они с его мамой пошли в мастерскую и спросили, могут ли они соорудить какое-то приспособление, куда можно пристегивать мое кресло. Механик, пожилой, крепкий мужчина с козлиной бородкой по имени Брайан, который сказал, что у его сына муковисцидоз[9], принял вызов и каким-то образом собрал четырехступенчатую систему, с помощью которой я могу ездить в кузове пикапа. Мы называем его Шерстистым мамонтом. Ступени:

1. ПОДНЯТИЕ. Меня с моим креслом нужно поднять на эту штуку. Брайан построил мини-конвейер, который перевозит меня в переднюю часть кузова и фиксирует меня на месте так, что я смотрю на улицу, сидя спиной к заднему окну Трэвиса. Я люблю показывать поднятые большие пальцы людям в машинах за нами, когда получается. Им это крышу сносит.

2. ЗАКРЕПЛЕНИЕ. Кресло защелкивается на месте, а затем замки пристегиваются на каждом колесе, чтобы я не скатывался с кузова каждый раз, когда Трэвис жмет на газ.

3. ПРИСТЕГИВАНИЕ. Брайан оснастил установку промышленными ремнями безопасности, добытыми у друга из ВВС, которые тот урвал из старого истребителя. Это чертовски круто, настолько, насколько звучит. Можешь проехаться у меня на хвосте, Маверик.

4. ВТОРОЙ ПИЛОТ. Прямо рядом с моим креслом есть еще одно для моего опекуна, с его собственными ремнями и замками.

Когда мы едем в этой машине, мы с Марджани выглядим как король и королева самого деревенского парада к Четвертому июля