Я помнила те тревожные весенние дни, когда во всём доме только и говорили о краже, хотя никогда – мне напрямую. Видимо, считали, что я была слишком мала. Дядя тогда ходил мрачнее тучи и еще чаще пропадал у себя в Совете.

Уже потом я узнала, что Зеннон предъявил Альвиону официальное обвинение в краже эрендина и приостановил торговлю и путешествия между городами до тех пор, пока камень не вернут. Альвион отверг все обвинения. И тогда Зеннон, полный возмущения и гнева, прекратил всякое сообщение с братским городом и полностью закрылся, чтобы сохранить оставшиеся эрендины.

Это случилось почти девять лет назад, и все эти годы по Узорной дороге ходили только изгнанники. А теперь я стала одной из них.

Солнце начало припекать, и я, сняв куртку, повязала ее вокруг талии. Единственным утешением служило то, что идти в штанах было удобно, хотя и непривычно.

От Узорной дороги направо периодически убегали проселочные дороги к заброшенным деревушкам, но я помнила о словах дяди и Кинна и никуда не сворачивала.

Постепенно меня начала донимать жажда. Даже при солнечном свете Черный лес нагонял страх, но я рискнула углубиться под своды деревьев в поисках воды. Сквозь зеленые запахи весны пробивался тяжелый дух застарелой гнили, я то и дело оскальзывалась на прелых листьях. Вскоре среди мшистых корней какого-то дерева я наткнулась на ручеек. С ходу набрала в рот пригоршню ледяной воды – и тут же вы плюнула.

Меня словно ударили – так заломило зубы.

Вот так же и сегодня с утра: у меня появилась надежда на возвращение домой, на новую жизнь, в которой бы нашлось место для Кинна. Но в реальности всё оказалось совсем иначе.

Солнце постепенно ушло за спину, а я до сих пор не нашла убежище Псов. Меня замутило от голода и слабости: за всё это время я наткнулась только на кусты шиповника и нарвала сухих прошлогодних ягод. От костистой сладости захотелось пить, но снова углубляться в лес я не стала. Времени не было.

Я никогда в жизни так долго не ходила пешком – к концу дня мои ноги заплетались от усталости, а неудобная обувь натерла мозоли. Мне хотелось лечь прямо на дорогу, но, стиснув зубы, я заставляла себя идти дальше и смотреть по сторонам.

В какой-то момент, вялая и отрешенная, я остановилась передохнуть и вдруг впереди, чуть в стороне, разглядела за деревьями очертания какого-то большого строения. Усталость мигом стекла с меня, словно вода, и я с удвоенными силами зашагала туда. Но, подойдя к повороту, непроизвольно остановилась. Ужас ледяной змеей обвился вокруг моего сердца.

Когда-то это был богатый постоялый двор с большой конюшней и множеством пристроек. Идеальное место для убежища.

Но теперь от него остались лишь закопченные кирпичные стены – всё остальное выгорело.

Несколько минут я простояла в оцепенении, потом подошла ближе. Пожар, видимо, случился давно – у кирпичных стен проросла молодая трава. Понимая, что это бесполезно, я всё же осмотрела каждое строение и с замиранием сердца переворошила слежавшийся пепел в поисках камней для светового щита.

Пусто.

Ничего, кроме обвалившейся крыши и редких остатков лестниц и перекрытий. И пепла.

На заднем дворе, совершенно потерянная, я огляделась и решила заглянуть в заброшенный фруктовый сад, где осталось несколько деревьев, – поискать прошлогодние яблоки. Сделав пару шагов и споткнувшись о полусгоревшее бревно, я едва не провалилась в заросший травой колодец. С ди ко бьющимся сердцем я отползла подальше от черной дыры, бессильно растянулась на спине и, сжав левое запястье, уставилась в небо.

Свет поменялся, стал неуловимо вечерним. Птицы запели по-другому, готовясь ко сну. Изменились и запахи – превратились в более тягучие, насыщенные, земляные.

До заката оставалось меньше двух часов.

На утрамбованной твердой земле лежать было неудобно, но мне не хотелось двигаться – лишь закрыть глаза и уснуть. И, когда придут Тени, я этого, возможно, даже не почувствую.

Стоило мне так подумать, как в голове прозвучал голос Матери-Служительницы: «Не отчаивайся».

Но как мне не отчаиваться?

И она, и дядя с Кинном верили, что я найду Псов. Но Псов здесь нет.

Я вспомнила Кинна, его взгляд исподлобья, его прикосновения… И меня пронзило: я хочу хотя бы еще раз увидеть его. А для этого мне надо остаться в живых.

И тут пришла еще одна мысль: если это убежище на самом деле принадлежало Псам, вдруг кто-то из них выжил?

Я тут же села, забыв об усталости и натертых мозолях.

Здесь не нашлось ни единого камня. А значит, либо их тут никогда и не было, либо… Их забрал тот, кто пережил пожар. А взяв камни, он мог с легкостью создать щит в другом месте. Найти себе новое убежище. Которое должно быть неподалеку, чтобы новые Псы успели добраться туда до заката.

Собрав все силы, я выбралась обратно на Узорную дорогу. Я бежала и бежала, пока бок не пронзило такой острой болью, будто меня вскрывали изнутри. Хрипло дыша, но не останавливаясь, я перешла на быстрый шаг.

Вечерело. Воздух наполнила прохлада. А я всё шла и шла, подгоняемая смесью надежды и ужаса. Ноги словно перестали мне принадлежать – я их едва чувствовала. Напряженно всматриваясь в окрестности в поисках подходящего укрытия, я запнулась и упала на узорные плиты дороги, отбив ладо ни и колени.

Пока я с трудом поднималась на ноги, сквозь вечерние птичьи трели до меня донесся какой-то странный звук со стороны леса. Я оцепенела.

Чей-то всхрап.

Я не раздумывая сорвалась с места. Здесь стоило опасаться не только Теней. В памяти тут же пронеслись дикие звери Черного леса из тех сказок, которые мне читали в детстве.

И тут в спину меня толкнул окрик:

– Эй, постой!

Я споткнулась и, нелепо взмахнув руками, едва не упала во второй раз. Обернувшись, я увидела, что с обочины вдоль леса приближается какой-то человек в одежде, похожей на мою, и машет мне рукой.

– Слава Зеннону, что я тебя не упустил!.. – начал незнакомец, подойдя ближе, и тут же в растерянности замолчал. – А ты… разве ты не… у тебя нет… – он указал рукой на мою шею.

Закатный свет бил мне в лицо, и я не сразу разглядела, что у незнакомца на правой стороне шеи была татуировка, не похожая на татуировку Кинна, – в виде пса. И