Я открыл сайт школы и зашел в раздел “История”.

Ничего любопытного, помимо текстов об участии в парадах, визитах депутатов, фестивалях и ярмарках, написанных некрасивым желтым шрифтом на синем фоне (его программировали тогда же, когда школа открывалась?), я не нашел.

Школу реставрировали и перестраивали четыре раза. Старый корпус – тот, в котором актовый зал, пристанище директора, столовая и кабинеты младших классов – несколько лет служил военным госпиталем и превратился в школу только в 1959-м.

…были восстановлены и реконструированы каменные стены, некоторые из которых сохранили следы поколений…

Так и написано – “следы поколений”. Каких поколений? Что это вообще значит? Бесполезная ерунда. Я помассировал лоб и попытался переключить внутренний канал на более веселую волну. Честно: я не справляюсь. Может, имеет смысл пожить обычной жизнью? Хотя бы немного.

Большая часть одноклассников разошлась домой. Но у некоторых осталось одно дельце. Присоединюсь-ка к этой немногочисленной, но более-менее приятной группе.

Глава 15. Великий факультатив

Девятеро.

Всего нас осталось девятеро.

Из пацанов: я, Рома, Угрюмов, Евроньюз и Сидорович. Из девчонок: Аннет (моя принцесса), Алиса, Таня Медуза и Барышня.

Дело в чем: у преподавателя орвандской литературы есть коронное блюдо для выпускников. В конце каждого учебного года он устраивает урок необычного формата – его принято называть “Великим факультативом”.

В прошлом году учитель повел выпускников в лес Харинвей, где устроил квест с поисками клада, как в рассказе “Золотой жук”; в позапрошлом позвал друзей-костюмеров из драмтеатра, и те создали каждому ученику образ в стиле XIX века. В поза-позапрошлом была грандиозная игра в “Мафию”.

Что ждет нас, беззащитных ребятишек 2022 года, можно только догадываться. Я надеялся на поход в стриптиз-шоу, соревнование по хот-догам или, например, массовый гипноз.

В ожидании учителя меня облепили одноклассники. На какое-то время я стал поп-звездой № 1 – по той простой причине, что грохнулся в яму. Вот вам и лайфхак, как обрести друзей.

– А как выглядела земля? – спрашивал Никита Евроньюз, раскрывая блокнот.

– Как земля.

– Рыхлая?

– Зачем тебе?

– Надо.

– Рыхлая.

Евроньюз что-то карябал в блокноте. Угрюмов спросил:

– А древние летописи видел?

– Нет. Только ту надпись.

– Покажи.

Я показал одноклассникам фото с текстом на камне, но они не поняли, хотя Угрюмов, конечно, сделал вид.

– У меня дед так же рисовал, – сказала Барышня зычным, почти мужским голосом.

– И что значат эти надписи? – спросил я.

– Пес их знает, дед-то уже помер.

Аннет сидела в стороне, в разговоре не участвовала. Зато кареглазая блондинка Алиса, в обтягивающих джинсиках, тонкая и стройная, с упорством бригадира строила мне глазки. Я смел надеяться, что Аннет это задевает. Что она все видит затылком… И задевается.

– Там страшно было? – спросила Алиса.

– Мне – нет. Было страшно, что кто-то из вас тоже упадет.

– Ну ты бы поймал, наверное… – Алиса улыбнулась.

– Поймал бы.

Я услышал, как Аннет порвала лист бумаги.

– Ты его еще в жопу поцелуй, – встряла Барышня. За словом она в карман не лезет, она вообще за словом никуда не лезет. На самом деле Барышня добрая, просто приехала из глухомани, отсюда и прозвище. Прямолинейная, как танк.

Мне нравилась эта компашка. Без токсичных Пуанов, Крупных и Вер. Нормальные, обычные люди.

– Кто слышал историю про кровавый туннель? – спросил психопат Сидорович.

– Что?

– Мне ее старшеклассники рассказали.

– Сидорович, ты тоже старшеклассник.

– Мы еще в начальной учились. Когда я учился в начальной, я не был старшеклассником. Другие были старшеклассниками.

– Все, все, Сидор.

– Расскажи, пожалуйста, – поплыла Барышня. От Сидоровича у нее срывало крышу, как у сарая, крытого соломой.

– Слушайте тогда. Под школой есть лабиринты. Это подземелья Башни печали, ПОНЯЛИ?! В каждое новолуние директор башни спускается туда и утаскивает одного из детей.

– Ты это на ходу выдумал?

– Был один мальчик. Он украл чернильницу завуча, а потом спрятался в шкафу. Его нашли в школьном погребе – сердце не стучало. А одна нога была замурована в стену, будто он пытался оттуда вылезти.

– Что за бред? Никто не знает этой истории, о ней не писали.

– О ней решили умолчать, чтобы о школе не пошла дурная слава. Вот я и подумал – а не туда ли провалился Канон, а-а-а-а-а?

– Сидорович, – сказал я тихо, – какой еще директор башни?

– Я в этом не разбираюсь.

– Вот это да-а-а-а, – протянула Барышня.

Сидорович хороший рассказчик. Пробирает от его историй. Есть что-то в его интонациях. Я, короче, тоже поверил. Не сразу, но стало ясно, что Башня печали играет в моей жизни более важную роль, чем я считал.

Я отсел к дальнему окну, сказав всем, что мне нужно время прийти в себя. Василия Блаженного дожидались молча, каждый думал о своем: Барышня – о Сидоровиче, остальные девчонки – обо мне.

– Вот она – золотая орда лучших выпускников! – сказал учитель, заходя в класс. – У меня все готово! А вы сидите. Почему?

– А что делать?

– Вставать, конечно. Скорее за мной!

* * *

В сумерках у школы (как вы понимаете, после всех событий уже успело стемнеть) был таинственный шарм. Мы шли не столько по коридорам, сколько по воспоминаниям. Некоторые участки нашего пути не освещались, школа пустовала, и лишь издалека доносились приглушенные звуки фортепиано – где-то шел частный урок музыки.

Тени напрягали, но присутствие одноклассников и Аннет, шедшей чуть впереди, чуть-чуть успокаивало. Обиженный Рома продолжал меня игнорировать, хоть и подложил мне в рюкзак печенье «Вист» в качестве поддержки.

– Факультатив будет в школе? – спросил Блаженного Евроньюз.

– Как сказать, – загадочно ответил учитель. – И да, и нет. Но вам понравится, я обещаю.

Мы переместились в другое крыло. Из-под дверей редких кабинетов струился свет: засидевшиеся учителя проверяли тетради. Говорил в основном Блаженный, нараспев, как поэт. Он рассказывал о нелепых случаях на прошлых Великих факультативах, о заслугах учителей, даже пошутил об Иннокеше – оказывается, и учителям известно о его туалетном тайминге.

Потом обратился ко мне.

– Дима, ты живой? Настоящее открытие совершил. Завтра приедут археологи. Валентин Павлович вне себя от восторга. Он сказал, что ты последнее время часто отличаешься.

– Думаете, там найдут что-то важное?

– Вот и узнаем. Я, откровенно говоря, не представляю, что за помещения таятся у нас под школой, и заинтригован не меньше вашего. Хорошо, что все обошлось.

– Кто-то предположил, что там тоннель, который объединяет школу и Башни печали, – заметил я.

– Почему бы и нет, – развел руками Блаженный. – Пришли!

В этой части школы я не бывал ни разу за десять лет. Мы оказались за подсобными помещениями, где царили пыль, паутина,