Нина смотрела на него с испугом провинившейся гейши.

– Мне покафалось ты этофо хотеф, – сказала она, замерев в позе сфинкса.

Пальцы Токаря мешали ей говорить. Забава окончилась, но Нина даже и не пыталась высвободиться. Токарю серьезно подумалось, что он мог бы выгуливать ее таким образом, используя свою руку вместо поводка.

Он ее отпустил.

Откашлявшись, Нина продолжала:

– Это всего лишь игра, что в ней такого? Разве тебя самого не заводит? Я же видела, как ты смотрел на меня, когда я сосала твои пальцы.

– Заткнись! Сосала она! А больше ты ниче, случаем, не сосала?! – Токарь зло и вместе с тем умоляюще всматривался своими страшными глазами с черными зрачками-бусинками в глаза девушке, старясь разглядеть в них и выудить на поверхность сострадание.

Сработало. Нина изменилась в лице.

– Кажется, мы уже с тобой это проходили, – сухо сказала она. – Ты снова оскорбляешь меня своими глупыми подозрениями.

Она стянула с головы полотенце и обмотала им грудь, словно закрыла дверь перед носом незваного гостя.

Окропленная сладкой ложью, душа Токаря немного успокоилась. Он наклонился для примирительного поцелуя, но Нина увернулась.

– Ты, кажется, собирался идти в душ.

– Ладно, не греби, – извинился, как умел, Токарь, подобрал шампунь и пошел в ванную.

Под струями горячей воды он наскоро помыл голову. Губки для тела не было.

Токарь налил шампунь на ладонь, смешал с водой и получившейся мятной слизью обмазал все тело. Покончив с мытьем, долго стоял неподвижно, подставив под воду затылок, отрешенно разглядывал сливное отверстие душевой кабины. Теплая вода распаляла, но не успокаивала. Токарь крутанул вентили в разные стороны, перекрыв горячую воду и пустив холодную.

Так-то лучше.

Водопроводный ливень заколотил, пощипывая прохладой, по монохромным куполам вымышленных кольщиком храмов; протекал ручейками сквозь колючую проволоку и без надобности орошал неувядающую розу ветров; поил Иисуса, умирающего на кресте меж токаревских лопаток; смоченный водой, оживал китайский дракон. Его тело, покрытое чешуйчатой броней, обвивало ногу Токаря ниже колена: символ одержимости карате желторотыми бандитами девяностых.

Холодный дождь понизил температуру бурлящей крови до нормальной. Возбуждение спало вместе с эрекцией и злобой. Можно было выходить.

Токарь вытер полотенцем только лицо и руки. Остальное высушит проклятое солнце. Зачем помогать ему, лишать себя нескольких минут наслаждения свежестью. Не надев трусов, он влез в брюки, собрал остальные вещи, и уже открывая дверь, остановился перед запотевшим зеркалом.

Церкви на его груди больше десяти лет; фольклорная рептилия вгрызлась в ногу еще до того, как он получил аттестат зрелости; звезды, Иисус, колючая проволока – Токарь уже и не помнил, как давно они появились. Но ни разу, ни единой мыслью не приходило ему на ум стесняться их. До этой минуты.

В комнату он вернулся в футболке.

Глава 24

К вечеру утихла жара. С заходом солнца заморосил уже ненужный мелкий дождь.

К тому времени Токарь спустился вниз, заказал ужин в номер; за пятнадцать минут, что его готовили, успел послать подальше местную проститутку, поинтересоваться у администратора, обслуживают ли они шалаву – в смысле обедов – из отдельной посуды или же из общей, намеками подтолкнуть того к правильному ответу и рассказать анекдот про пидораса и колбасу, после чего, прихватив водку, вернулся в номер.

До середины «Немирова» ужин протекал в комфортной тишине. Домашним уютом позвякивали столовые приборы.

Пара неотвратимо хмелела. Потекли истории.

– Ну и прикинь, – размахивал Токарь сигаретой не хуже темпераментных испанцев, – нам уебывать надо, а Кислого, ишака бухарского, эта дурбола разгонять начинает потихоньку. Я на него смотрю, ну вроде норм пока. Спрашиваю: «Ты как?» «Порядок», – говорит. Ну хер с тобой, думаю. А мусора уже на пятки наступают, еще немного, и пиздец. Короче, улепетываем дворами. И вдруг этот, сука, идиот – Кислый – останавливается посреди улицы и кричит нам с Винстоном: «Пацаны! Стойте!» Мы по тормозам. Оборачиваемся, смотрим на него. А он стоит и пальцем в стену дома тычет. И улыбка такая дебильная-дебильная. Мы ему: «Хули ты замерз, индеец, бежим!» А Кислый все стоит, на стену показывает. Надо, говорит, через портал уходить, пока он не закрылся. Подходит к дому и упирается своей тупой башкой в стену. В рот мента ебать! Приплыли. Телепортировался, видимо. Легавые уже совсем близко! Ну че делать? Возиться с этим мудаком обдолбанным нет времени, всех повяжут. Ну кликнули его еще пару раз, а толку-то – стоит ебалом в кирпич и не шевелится. В общем, дернули без него. Сам виноват. Знал ведь, куда идет, что, может быть, на скоряках уканывать придется. На кой хрен так надо было ухуяриваться?! Он тех колес три штуки сожрал, когда с одного маму теряешь.

Токарь замолчал, чтобы проглотить стопку водки, и, морщась от спирта, замахал руками, словно не хотел, чтобы Нина перебила его на самом интересном месте рассказа. Но Нина и не собиралась. Она вообще слушала его вполуха, больше сосредоточенная на еде.

– А в аканцове, ха-ха-ха, нас все-таки скрутили, через три квартала, а этот, сука, гений конспирации оклемался и ушел себе спокойно домой! Как падлу менты не спалили, хуй его знает. Правда, тогда темень была, но все равно.

Закончив историю, Токарь погрузился в воспоминания.

– Да-а, – протянул он после некоторого времени, – ночка выдалась та еще. Там среди ментов Рембо один был. Пидор трехдырый открыл огонь на поражение. Одна пуля мне чуть скальп не срезала, вторая прошла в сантиметре от сердца. – При этих словах Нина взглянула на Токаря, будто увидела его впервые. – Рейнджер сраный. Но мы ведь не на Западе, у нас такие алавердесы не канают. Я, когда оклемался, такую телегу на него накатал, махом погоны осыпались, чуть сам на нарах не оказался. Эй, – наконец Токарь заметил странный взгляд Нины и расценил его по-своему, – на мусора заяву накатать – это не стремно.

А Нина задумчиво протянула:

– Ты мог бы погибнуть в тот раз.

Интонация в ее голосе была прозрачней родниковой воды. Токарь услышал сожаление. Оно и понятно: девочка сожалела о нелегкой судьбе своего милого.

Чиркнула «Зиппо». Комната заполнилась табачным дымом.

– Мог, – глубоко затянувшись, сказал Токарь. – Хотя… ты знаешь, порой сдохнуть не так-то просто, как кажется. Я знал одного петушка…

Он стушевался. Куда его понесло! Не с корешами в пивнушке сидел.

– Ты чего замолчал?

– Да… чушь все это, неинтересно тебе будет.

Нина крестом сложила вилку и нож на пустой тарелке, облокотилась на стол и оперлась подбородком в сложенные вместе пальцы.

– Послушай, я же не идиотка и не с