С места вскочил фельдмаршал фон Клюге.

— Я против, мой фюрер, — сказал он тихо, но твёрдо. — Отсрочка войска не мобилизует, а расхолаживает. Это на пользу нашему противнику.

— Мой фюрер, я тоже против, — поднялся фельдмаршал Манштейн. — Говорил я не раз о том, что операцию «Цитадель» надо начинать как можно скорее, пока русские не пришли в себя после поражения их войск под Харьковом. Промедление наше даёт большевикам возможность ещё сильнее укрепить Курскую дугу.

Это их мнение поддержал и начальник Генерального штаба Цейтцлер. А фельдмаршал фон Клюге добавил, что данные генерала Моделя о том, что глубина оборонительных позиций русских достигает 20 километров, преувеличена.

— Мой фюрер, я видел эти аэрофотосъёмки, — сказал фон Клюге. — По-моему, самолёт-разведчик заснял развалившиеся от прежних боёв окопы.

— А я верю, что наш лётчик сфотографировал часть глубокоэшелонированной обороны русских, — неистово возразил генерал Модель. — Я строил свой доклад, господа, не на песке, а на разведданных, коим полностью доверяю. Хочу ещё раз повторить, что при отсрочке начала операции «Цитадель» мы упустим инициативу.

— Как бы ни было заманчиво дальнейшее усиление наших танковых частей, — вновь взял слово фельдмаршал Манштейн, глядя на Гитлера, который напряжённо слушал его, — всё же надо придерживаться назначенного срока. В случае новой отсрочки группе потребуется наряду с увеличением танков и увеличение количества пехотных дивизий для преодоления системы обороны противника... — Манштейн сделал паузу, ожидая, что скажет Гитлер, но тот, нахмурившись, молчал. Тогда фельдмаршал в заключение сказал:

— Мой фюрер, «Цитадель» не будет лёгкой прогулкой, для успеха важно сохранить намеченный срок начала боевых действий и, подобно наезднику, первому «перенести своё сердце через препятствие».

Начальник Генштаба ВВС генерал-полковник Ешоннек уже дважды пытался взять слово, но Гитлер, казалось, его не замечал. Наконец едва Манштейн сел на своё место, как фюрер кивнул Ешоннеку, и тот поднялся.

— Мой фюрер, я присоединяюсь к мнению обоих командующих группами, — сказал он. — С точки зрения авиации отсрочка операции «Цитадель» не даёт никаких выгод. К тому же мы не ждём, что нам планируется увеличить число самолётов...

— А где их взять, эти самолёты? — вспылил Гитлер. Его лицо вмиг залилось краской, в глазах появился странный блеск. Он передёрнул плечами, отчего закачались его чёрные усы. — Все просят что-то им дать. Но где всё это взять, господа? Наши военные заводы работают по 24 часа в сутки, они дают максимальную продукцию для фронта. Думайте, господа, думайте. Учитесь воевать тем, что есть. А есть у вас всё, что надо...

Генерал-полковник Гудериан был краток и в своём слове заявил:

— Мой фюрер, считаю, что наше наступление под Курском бессмысленно. Почему? Тяжёлые танки неминуемо понесут большие потери, а это сорвёт планы реорганизации танковых войск, которые доверены мне как инспектору танковых войск. Хотел бы отметить, что танки «пантеры» вы, генерал Цейтцлер, переоценили, у этих танков обнаружено много недостатков, свойственных каждой новой конструкции, и трудно надеяться на их устранение до начала наступления.

Но генерал Цейтцлер всё ещё верил в победу, отмечал бывший начальник штаба 48-го танкового корпуса, участник боёв на Курской дуге генерал Меллентин, а Гитлер, сбитый с толку высказанными на совещании различными мнениями, отложил принятие решения на более поздний срок.

Генерал Гудериан, однако, был убеждён в том, что Гитлер совершит серьёзную ошибку, если даст согласие на проведение операции «Цитадель». 10 мая Гудериан снова увиделся с Гитлером как генерал-инспектор бронетанковых войск, он решал с фюрером некоторые вопросы по производству танков на заводах Германии. И, воспользовавшись паузой в беседе, он повторил Гитлеру своё предложение отказаться от наступления. Фюрер молчал, о чём-то задумавшись, а генерал Гудериан продолжал:

— Мою фюрер, русские превратили Курский выступ в крепость, и если начнётся сражение, мы наверняка понесём тяжёлые потери в танках. — В его голосе прозвучала горечь. — И если это случится, мы не сможем ещё раз пополнить Восточный фронт свежими силами. А ведь мы должны сейчас думать также и о снабжении Западного фронта новейшими танками, чтобы уверенно встретить подвижными резервами ожидаемую в 1944 году высадку десанта западных держав.

Гитлер вскинул голову, слегка задрав подбородок.

— Вижу, тебе, Хайнц Вильгельм, поражение под Москвой в декабре сорок первого года пошло на пользу, — усмехнулся фюрер. — Ты начинаешь правильно мыслить... Хорошо, я подумаю над твоим предложением, — холодно добавил он. — Теперь вы у нас генерал-инспектор бронетанковых войск, и я прошу вас побывать на заводах, где делают танки, и подстегнуть рабочих, чтобы ускорить выпуск танков. Сейчас они нам нужны как никогда!..

— Слушаюсь, мой фюрер! — отрапортовал генерал.

«Теперь-то наверняка он примет моё предложение», — на весёлой ноте подумал Гудериан, покидая апартаменты Гитлера.

Но генерал-инспектора бронетанковых войск ждало разочарование. Под нажимом личного советника фюрера фельдмаршала Кейтеля и начальника Генерального штаба сухопутных войск генерала Цейтцлера Гитлер согласился на проведение операции «Цитадель». И тут же Цейтцлер доложил фюреру, какими силами эта операция будет проведена. Удар с юга было решено нанести десятью танковыми, одной гренадерской моторизованной и семью пехотными дивизиями. А удар с севера — семью танковыми, двумя гренадерскими моторизованными и девятью пехотными дивизиями.

— Мой фюрер, я уверен, что оборона русских будет сокрушена нашими танками, — заявил Кейтель, улыбаясь.

Гитлер, глядя на оперативную карту, где только сейчас начальник Генерального штаба сухопутных войск нанёс рубежи, на которых находятся немецкие войска, грустно изрёк:

— Мне, дорогой Вильгельм, очень этого хочется... Но как бы нас не перехитрил Сталин. — Гитлер тяжко вздохнул. — Этот диктатор очень умён и хитёр. Сталинград он нам так и не отдал. Там пролито немало немецкой, а точнее, арийской крови, и эта мысль меня угнетает.

— Она и меня угнетает, мой фюрер, — признался генерал Гудериан. — Я же чистокровный ариец!..

Заместитель начальника Генерального штаба генерал Антонов переговорил с фронтами и теперь готовил материал для вечернего доклада Сталину. В это время ему позвонил Верховный.

— Вы чем заняты, товарищ Антонов? — спросил он.

— Готовлю для вас информацию об обстановке на фронтах, — ответил Алексей Иннокентьевич, ещё не догадываясь, зачем он понадобился Верховному.

— Вы мне нужны, приезжайте,