Если сейчас она согласится, это будет уже неплохо. Тогда он проведет следующие несколько месяцев, сближаясь с ней, чтобы на бал она пошла уже влюбленная в него.

Она повернулась к Дастину, ее щеки немного раскраснелись от танцев.

– Дастин, ты мне нравишься. Правда, нравишься. Но ты должен знать кое-что. Я… я люблю кое-кого другого. И клянусь, что пошла бы с тобой на бал… и так мило с твоей стороны – попросить меня об этом, но я просто не могу. Похоже, парень, который мне нравится, не одобрит, если я составлю компанию другому, понимаешь?

Дастина потрясла ее честность, благодаря которой его даже сильнее потянуло к Кимми несмотря на то, что она отказала ему. Что еще он мог сделать, кроме как кивнуть и попытаться сохранять спокойствие?

Несмотря на то, что он был опустошен, ему удалось сказать:

– Вполне понимаю. Все в порядке, просто подумал, ну… что я должен был спросить.

К счастью, они снова двинулись вперед и, держась за руки, продолжили путь сквозь толпу танцующих хип-хоп.

К тому моменту, как Кимми добралась до бара и повернулась, она обнаружила, что Дастина позади уже нет. Его отсутствие огорчило ее на мгновение, но девушка знала, что поступила правильно, когда просто прямо сказала ему, что происходит между ней и Вронским. Кимми взобралась на свободный барный стул, чтобы оглядеть толпу, и наконец заметила Анну, говорившую со Стивеном и Лолли в дальней части клуба. Анна была одета в маленькое черное платье, настолько сексуальное и бьющее наповал, что Кимми невольно задалась вопросом, как она могла думать, что сестре Стивена пойдет лавандовый.

Кимми подозвала бармена: ведь теперь, чтобы пройти через танцпол, ей требовался «Ред Булл».

XXII

Анна почувствовала себя лучше после того, как сделала добрый глоток из фляги брата.

Водка обожгла, но ей хотелось немного расслабиться, чтобы наслаждаться ночью. Она могла подсчитать число ссор между ней и Александром на пальцах одной руки. Это закончилось сегодняшним вечером. Или даже чуть раньше. Она уж точно не собиралась ругаться с бойфрендом, а разговор взбесил именно его. Спокойное общение переросло в склоку, когда она требовательно спросила, почему он – такой эгоист.

– Ты ненавидишь город. Почему ты настаиваешь на том, чтобы остаться?

– Во-первых, я не ненавижу Нью-Йорк. Во-вторых, это дурацкая чайная вечеринка. Почему бы тебе не приезжать и не пить чай с Элеонорой и ее богобоязненными трещотками по три часа кряду в воскресенье? Интересно, тебе это понравится? – Она была ошеломлена своей вспышкой не меньше, чем он, и боролась с желанием немедленно извиниться. Ей не хотелось кричать на Александра, но она не жалела о содеянном. Она чувствовала раздражение уже некоторое время, но не имела мужества признаться в этом. Элеонора была очень мила, но если не добивалась своего, то становилась неимоверно плаксивой и высокомерной.

Александр не кричал в ответ – то был не его метод. Он просто заявил, что они обсудят все позже, когда она вернется из клуба в пентхаус.

– Александр, вечеринка начнется только после полуночи, – ответила она, возможно, неосмотрительно. – Я задержусь допоздна, не жди моего звонка. Я свяжусь с тобой утром.

Он начал возражать, но она перебила его, сказав, что ей пора, и дала отбой. Разговор вызвал у нее легкую тошноту и перевозбуждение. Она разозлилась, поскольку пропустила поездку на лимузине, но обнаружила, что одиночество в «Убере» – именно то, что нужно, чтобы немного успокоиться.

Приехав в клуб, Анна столкнулась с несколькими приятелями, которых знала еще с лета, когда шесть недель провела в Джульярде[30]. Один из них был виолончелистом в струнном квартете, в котором она играла. Анна взяла в руки скрипку, когда ей исполнилось пять, и спустя десять лет занятий и ежедневной практики стала опытным музыкантом. Она привлекала пристальное внимание педагогов, которые хвалили мастерство девушки, но беспокоились из-за отсутствия эмоций, когда дело касалось ее выступлений. Замечания всегда раздражали ее, потому что она никогда не была полностью уверена, что именно преподаватели имели в виду, когда учили «чувствовать музыку». Анна любила играть, пока была младше: ей нравились похвалы, и отец был просто счастлив, но, когда она повзрослела, ей стало сложно понимать, нравится ли ей это потому, что у нее хорошо получается, или потому, что ей действительно нравится музицирование.

Такие мысли пришли ей в голову летом, после второго года обучения, когда ее попросили вместе с квартетом принять участие в небольшом европейском турне. Все полагали, что она будет в восторге от поездки, но получилось наоборот. Именно Александр подтолкнул ее поговорить с отцом о своих чувствах, и, хотя Анна настаивала, что «чувства» никогда не обсуждают ни в корейских, ни в истинно-американских семьях, в конце концов она не выдержала.

Ответ отца был, как всегда, прагматичен и заключался в том, что дочери нужно практиковаться вдвое больше, дабы принять обоснованное решение. В начале лета Анна провела шесть недель интенсивных частных уроков со всемирно известным педагогом из Киева и вскоре играла с неподдельными эмоциями. К сожалению, эти чувства переплетались с эмпатией ко всем корейским девушкам, которые обязаны играть на скрипке, тогда как отец разрешил Анне бросить занятия, если ей захочется. А главная проблема была в том, что Анна боялась отправляться в турне и оставлять собак и лошадей в одиночестве.

На красной дорожке виолончелист рассказал ей, что на Рождество у них был концерт в Швеции, и Анна с облегчением поняла, что ничуть не завидует. Они прошли к площадке для групповой фотографии, но Анне было приятно, когда папарацци выделили ее, попросив попозировать соло и наперебой спрашивая ее имя. Как только они поняли, кто ее мать, поднялся небольшой переполох, и, хотя Анна знала, что подобное внимание – это глупо, она все равно находила его волнующим.

Пока она ждала, когда же ее пропустят в клуб, остальные девчонки делали селфи. Анна огляделась, нет ли поблизости знакомых. Впереди сгрудилось еще десять гостей – и он был среди них. Граф стоял в компании парней вместе с Беатрис, самой популярной девушкой Академии. Беатрис и Анна были более близкими подругами в средней школе, а потом Анна начала каждый день ездить верхом, у нее не осталось времени на общение, особенно с Беа, которая оказалась заядлой тусовщицей.

Беатрис всегда была мила с ней и старалась приглашать ее на все вечеринки, но за