— Агентурная разведка не его стезя, — вздохнул я. — Он больше насчёт пострелять горазд.

— Не, он в своём деле неплох, зря ты так, — Змейса его всегда защищает, — просто у конторских совсем другой уровень. Где он учился, там они преподавали.

— Может, и так, — не стал спорить я.

— Как твои? — Змеямба показала бокалом на идущих с моря Анахиту с Нагмой. — Уже совсем твои?

По ним теперь никак не скажешь, что с гор спустились. Женщина в лёгком сарафане, девочка в шортах и топике, загорелые, весёлые… Были, пока Анахита не увидела Змеямбу. Нагма как скакала, так и скачет, а она сразу посуровела лицом.

— Ревнует, ишь! — усмехнулась Зме и отсалютовала ей бокалом.

Анахита сделала вид, что не заметила и отвернулась.

— Не совсем мои, — вздохнул я. — Но все думают, что совсем. Прописана в доме, живёт за мой счёт, спим в одной комнате. Паспорт, вон, скоро получит, и хоть женись.

— Так и женись, — Змейса с видимым наслаждением приложилась к трубочке, напиток в бокале начал быстро убывать.

— Это вообще нормально — жениться на женщине потому, что привязался к её ребёнку? — спросил я.

— Причина не хуже многих других, — фыркнула Зме. — По крайней мере, это брак по любви. Некоторым образом.

— Тебе бы всё ржать, — укоризненно сказал я, — и молоденьких мальчиков в койку укладывать. А у меня, может быть, драма.

— Завидуй молча! — рассмеялась она.

— Насчёт мальчиков?

— Насчёт молоденьких! Косишь, вон, глазом!

Мимо нас идут с пляжа Алиана с Калидией. Мокрые, весёлые, босые — сандалии несут в руках, — красивые, в одних трусиках. Воплощённая молодость и сексуальность. Смотрел бы и смотрел.

— Не без того, — не стал отрицать я. — Но чисто эстетически. Не те мои годы чтобы с юными крутить. Оставлю это Дмитрию.

— Он ничего так, — поделилась впечатлением Змейса. — Нетерпелив по молодости, но некий опыт чувствуется.

— Так ты его всё-таки…

— Да, да, твоя старая подруга переспала с твоим сыном, — веселится она. — Какой конфуз! Кстати, пляж свободен — не хочешь пойти искупаться? Заодно сравню вас по свежим следам…

— Анахита расстроится, — сказал я с некоторым сожалением.

— Ага! — торжествующе отсалютовала она почти пустым бокалом. — Значит, не только в дочке дело. Не безразлична тебе горянка.

— Сделать человеку больно ради пяти минут удовольствия — так себе идея, Зме.

— А кто говорил про пять минут? — ржёт, зараза такая, весело ей. — Не скромничай, тебя и на десять хватит!

— Хватит, Зме, не смешно.

— Нет, ты, конечно, прав, — посерьёзнела она. — Нам весело, а ей обидно. Она на тебя, может, жизнь поставила.

— Я не стол, чтобы на меня что-то ставить.

— Я серьёзно, Докушка. Ты по уши влез в её судьбу, и теперь это и твоя судьба тоже. Ну чего ты фыркаешь-то? Тётка красивая, работящая, молодая… Кстати, снова помолодела, заметил? Неужели ты всё ещё ихором эякулируешь?

— Просто дорвалась до косметики. И я, извини за подробности, пользуюсь презервативами. Надеюсь, вы тоже, потому что родить мне внука — даже для тебя чересчур.

— Не волнуйся, не понесу я от твоего сына, — очень серьёзно сказала Змеямба. — Не сейчас. Но, вижу, ты уже привыкаешь быть блудным отцом?

— Каким-то нелепым образом да, — признал я. — Понятия не имею, как так вышло. Мы поспорили, он настоял, сделали генетический тест. Я проспорил. Он мой сын. Мой и Наташки. Этого не может быть, но это так.

— Я думаю, Докушка, что ты, когда меня с того света за уши тащил, так в Мироздание коленом упёрся, что оно от натуги треснуло. И в эту трещину надуло всякого странного. У меня сын пропал, у тебя появился — да мало ли что ещё поменялось?

— Прости за сына.

— Не извиняйся, сочтёмся, — внезапно снова развеселилась Змеямба. — Не зря в тебя Креон вцепился, Док. Ты умеешь прогибать Мультиверсум! За твои таланты! Тьфу ты, коктейль кончился. Пойду попрошу твоего сыночка ещё смешать. Он в этом чертовски хорош. Да и не только в этом…

— Зме!

— Нет, правда, кое в чём вы похожи, — рассмеялась она и пошла, брякая полурастаявшим льдом в пустом бокале.

Вот же ехидная баба!

***

Подруга Серафимы Абрамовны, то есть «просто Симы», конечно, ведь она и правда не старуха, — так вот, она на Нагму не нахвалится.

— Девочка очень умненькая, — говорит она восхищённо, — очень! Схватывает на лету! А главное — стремление учиться! Внимание, сосредоточенность! Если бы у меня в классе было таких хотя бы человек пять, я бы чувствовала, что преподаю не зря!

— Спасибо на добром слове, Екатерина Анатольевна.

— Просто Катя, Михаил, умоляю вас! По имени-отчеству меня зовут с двадцати лет, но давайте оставим это школе! Я слышала историю Нагмы, вы понимаете — город маленький, слухи разлетаются моментально. Вы большой молодец, что увезли их от войны. Редко можно встретить такое великодушие в наше время…

— Екат… Катя, вы меня смущаете!

— Нет-нет, я просто рада, что талантливый ребёнок не сгинул в нынешнее тяжёлое время, что Нагме повезло встретить вас, что ей есть на кого опереться, что у неё наконец будет нормальное детство! Она так счастлива!

Нагма действительно отрывается вовсю, как будто навёрстывая десять лет кыштака. Открыв для себя музыку (к моему стыду — посредством мультиков, а не посещения, например оперы), поёт и пляшет — безыскусно, но весело. Освоившись с буквами, читает книжки, увлекаясь так, что ночью я вытаскиваю её из-под одеяла и отнимаю фонарик. Бегает босиком в одних трусах, загорает и купается, освоила в качестве средств передвижения велосипед и Дмитрия, которого безжалостно эксплуатирует как «присматривающего взрослого», таская с собой на пляж и на прогулки. Вцепилась как клещ в приблудного рыжего кота, назвала Багхой, затискала так, что суровый уличный боец с драными ушами мурчит, как судовой дизель, сам себе удивляясь.

— Вы знаете, — сообщает интимным тоном учительница, — она часто, забывшись, называет вас папой!

— Да, я замечал, — киваю я.

В какой момент «папа Док» стал просто «папой», я не следил. Но услышав раз, другой