Наши-то приказы в бою крепки и ничем мушкетерам иноземным не уступают, спору нет. Вон, под Добрыничами ляхи до нас даже не доскакали! Вот только, во-первых, под Добрыничами у князя Мстиславского стрельцов было раза в три больше, а во-вторых — под той же Тверью стрельцы не единого выстрела не сделали из-за проливного дождя. Смогли бы мы устоять, если бы те же гусары по нам ударили, а не по пикинерам?!

Нет, конечно!

С ходу, может, и не смяли бы — по приказу князя Михаила каждая сотня себе острожек нарубила. Таких же, какими и тушинцы свой лагерь прикрывали под Тверью — перекрещенные заостренные колья, скрепленные поперечной балкой, их на скаку никак не преодолеть! Мстиславский под Добрыничами с той же целью соорудил заграждение из саней… Однако же без пищалей гусар от острожек особо не отгонишь — что им помешает спешиться, «рогатки» в стороны растащить, да сквозь прорехи-то и ударить?! Правильно, наши бердыши да сабли.

Правда, пики у ляхов заметно длиннее наших бердышей, и колоть ими с седла вестимо удобнее, чем стрельцам острием секиры пытаться до врага дотянуться…

Вот и получается, что без пикинеров нам никак не обойтись! Вооружить их, кстати, не составляет особого труда — леса на севере много, не то, что в степях под Ельцом. Так что пик нарубили в нужном количестве, требуемой длинны — да и на наконечники их граненые железа хватает. Другое дело, что брони нет ни у кого из вчерашних крестьян, а для ближнего боя наши пикинеры имеют не короткие мечи наемников, а небольшие топоры или вовсе засапожные ножи.

Но то не беда — беда вчерашних крестьян выучить ходить строем, двигаться в один шаг, наносить один укол пикой одновременно с соратниками, первой линией, второй, третьей… Тяжелая наука! И хотя как только встали мы лагерем под Калязином, князь Михаил приказал начать готовить в пикинеры охочий люд из крестьян, пришедших поступить на службу в его рать, настоящая наука началась лишь тогда, когда к нам на помощь прибыл отряд свейского воеводы Христиера Зомме. Только с помощью его наемников, познавших искусство боя пикинеров в совершенстве, вчерашние крестьяне действительно стали походить на воинов…

— Это называется ка-ра-ко-ле! Караколе!!! Тоже самое делают ваши стрельцы, меняя ряд перед очередным залпом!!! Объясняю еще раз: первая шеренга рысью подъезжает к противнику на десять шагов, разворачивает коней и уходит в хвост колонны. Всадники с левого фланга уходят налево, с правого — направо! Затем стреляет второй ряд, затем третий, если есть четвертый — то четвертый. А затем развернувшийся первый ряд, сделав круг, вновь скачет вперед и делает залп уже из вторых пистолей! А за ним остальные шеренги — и так, пока у вас не кончатся заряженные пистоли!

— Да нам проще «хоровод» крутить и стрелами издали разить — луки-то ведь у всех имеются! И не с десяти, а со ста шагов! Или хотя бы полусотни!!

Я невольно замер, услышав из уст рейтара-наемника, обучающего детей боярских ратному искусству рейтар, упоминание стрельцов. Всмотрелся в довольно сносно и практически чисто говорящего на нашем языке немца — чернявого и чуть смугловатого щеголя с аккуратной бородкой и подкрученными усами, открытым высоким лбом и внимательным взглядом карих глаз — и, к собственному удивлению, узнал его! Это же тот самый «офицер», с которым я дважды пересекся в бою под Тверью! Тогда, в первый раз, я увидел его после удачного выстрела немца, коим он остановил прорывающегося сквозь ряды пикинеров гусара. Немудрено: его самопалы с колесцовыми замками могут стрелять даже в сильный дождь — понятное дело, что при наличии надежных кожаных чехлов, защищающих оружие от воды до самого мгновения использования… А вот наши фитильные пищали на стрельбу под стеной дождя оказались не способны. И когда рейтар в первый раз улыбнулся мне, то показалось, что немец дразнится, показывая, что его оружие много раз лучше! Вот и сплюнул я от досады на удачливую иноземную гадину… Но уже перед концом дневной схватки мы вновь встретились — и наемник вновь улыбнулся мне. Открыто и дружелюбно, как к старому доброму знакомцу. Вот тогда я и понял, что и в первый раз с его стороны не было издевки, он просто хотел поддержать меня в момент неудачи…

Между тем, спор у немца вышел с одним из детей боярских — рыжебородым статным молодцем, облаченным в дорогущий панцирь-бехтерец, наручи и поножи, да шишак с наносником и стальными наушниками! Справное и очень дорогое снаряжение, выдающее во владельце человека отнюдь не бедного и наверняка родовитого! Да и наличие пистоля в кожаном чехле, расположенном чуть впереди седла, говорит о многом… Однако не отказался всадник и от покоящегося в саадаке лука, и колчана со стрелами! Что объединяет его с другими детьми боярскими, поверстанными в рейтары — сабля и лук. У прочих снаряжение заметно проще — разномастные железные шапки на головах, в том числе и древние шеломы, подобно отцовскому, и степняцкие мисюрки — а то и вовсе «бумажные» шапки из бумаги-хлопка или льна, набитые пенькой или войлоком. В отличие от тягиляя, она разве что от стрелы защитит — хотя в ткань могут быть вшиты стальные пластины (внешне не понять, но это уже куячная шапка) или, на худой конец, кольчужная сетка.

Кирас нет ни у кого — хотя вру, вон у той пары всадников справа имеются… Видать с боя взяли, добыча. Еще у троих сынов боярских есть надежные и прочные бехтерцы, но, в отличие от рыжебородого, поножами эти молодцы небогаты. Остальные же «рейтары» и вовсе в тягиляях щегольствуют! Хотя тягиляй недооценивать не стоит — даже бронебойные стрелы порой застревают в его набивке, а, кроме того, «набивной кафтан» неплохо защищает от рубящих сабельных ударов, и даже бердышей! Но с кирасами тягиляй конечно не сравнятся… Н-да. Ну, а про пистоли вообще молчу — хорошо, если по одному имеются у каждого третьего…

Рейтарский офицер запнулся, не находясь, что ответить дерзкому детине, осмелившемуся перечить своему голове. Впрочем, растерялся немец как раз оттого, что сын боярский кругом прав — для полноценного караколя у отобранных всадников совершенно недостаточно самопалов, зато луки имеются у каждого. И чего им учить смену рядов, если каждый из ратников поместной конницы знаком с татарским хороводом?!

— А ты подумал, сын боярский, что с полусотни шагов твоя стрела, пусть даже