Шрифт:
Закладка:
Толян посмотрел на обожжённые руки и хныкнул. Ныли рёбра. Стараясь не привлекать внимания, он спустился с террикона и поковылял домой.
*
Сил не было даже отряхнуться. В земле с головы до ног Толян повалился в гостиной на пол. Как вошла жена, он не услышал. Открыл глаза и увидел, что Мила в чёрном болоньевом пальто и красных резиновых сапогах стоит у двери, выпучив глаза, и обеими ладонями зажимает рот.
— Милка, — простонал Толян.
— Но… Ты, — Люда показывала пальцем на дверь.
— Что? Что, Милка? — Толян подскочил к жене и тряхнул её за плечи. — Меня искали? Спрашивали меня? Кто? Менты?
— Мы только… Похоронили только… Тебя… — Люда не мигая смотрела на Толяна.
— Милка! Ты чего?
— Газ же. Газ взорвался. В выработках под гаражами. Все провалились. От тебя… Зубы только нашли. Недели две уж.
— Какой газ, чё ты мелешь?! Это я! Я всё взорвал, на хрен! Там черти на каждом углу.
— Семёныч сказал.
— Кто? Да его к стене прибили и клизму в рот. Сжёг я их, Милка, бежать надо.
— Не, ты ж его спас. Семёныча. Вывез на ласточке нашей. А потом побежал за бензовозом. Тут и… Семёныч памятник тебе обещал поставить. Странно только сказал, когда ключи отдавал от машины, что теперь сам тебе должен.
— Что за хрень?! — Толян подошёл к окну и украдкой выглянул из-за шторы на улицу. — Так это чё, глюки?
В комнату тяжёлой поступью вошла тёща в дублёнке размером с парашют. Увидела Толяна, покачнулась и осела на пол. Схватилась за сердце и спиной налегла на сервант. Тот покачнулся и сбросил с себя наградную позолоченную кувалду. Стальная чушка тюкнула тёщу в темя и шмякнулась на дощатый пол. Толян бросился к мёртвой тёще и запричитал:
— Мама! Мама, простите меня!
Он то обнимал её, то стирал с её лба тонкую струйку крови бежевой, перепачканной в глине дерюгой.
Невеста
Витя сидит на корточках у Юлькиных ног, обхватив голову руками.
— Она такая красивая, — повторяет Катя, не зная, куда деть руки.
Солнечный майский день. Снег уже сошёл. Несмелая жизнь проснулась и настойчиво тянется в синюю высь.
***
Физкультура в десятом «А». На полу зала тени залитых солнцем окон. Из откинутых фрамуг слышится капель и птичьи трели. Кроссовки с присвистом чиркают по доскам. Трёхочковый бросок, промах, подбор. Юлька любит баскетбол. Высокая, сильная, упругая, она сжимается пружиной, бежит в контратаку. «Ток-ток-ток», — Катя вбивает мяч в пол — сердечный ритм игры. Пас! Юлька ловит, прыгает — выстреливает вверх всей накопленной мощью. Данк! Юлька ликует, смотрит на Витю. Он посылает ей воздушный поцелуй.
***
Лидия Петровна достаёт из шкафа прозрачный полиэтиленовый чехол со свадебным платьем. Укладывает его в блестящий зелёный портплед с молнией. Мешкает — теребит фату. Хочет оставить, но после складывает мягкий фатин поверх платья, поправляет кружева и застёгивает молнию.
По улице Верности Лидия Петровна минует ЗАГС и выходит на Гражданский. Минуту-другую стоит на остановке. Подходит тридцать первый. Дверь троллейбуса не закрывается, кажется, дольше обычного. Лидия Петровна поворачивается и неспеша идёт в сторону проспекта Науки, пересекает его и переходит на другую сторону Гражданского. За «бубликом» сворачивает во дворы, проходит мимо Юлькиных детсада и школы. На асфальте между домами лужи. Светофор на переходе через улицу Вавиловых даёт зелёный. Теперь налево — на Академика Байкова.
***
Юлька с девчонок ещё мечтала о замужестве. Ни минуты не теряла — готовилась. Училась у матери стряпать, рукодельничать и хозяйство вести. Лидия Петровная придёт с работы, а дома прибрано, бельё выстирано и пельменями пахнет. Юлька шарфы и шапочки зимние вязала. Щеголяли с мамой, как две модницы. В школе не могла дождаться уроков труда. Пекла лучше всех и шитьём увлекалась. Баскетбол и домоводство — всё Юлькино счастье до восьмого класса. А в девятом пришёл Витька. Ростом — Юльке под стать. Взрослый не по годам. Смотрит поверх голов с высоты своих метра деявяносто. Краснощёкий и усатый.
— Мам, я за него замуж выйду, — прикрыв от удовольствия глаза, шептала Юлька на ухо матери. — Вот закончим школу, и выйду. А пока платье сошью.
Лидия Петровна долго отказывалась, недоумевала, сердилась даже, бывало. Но наконец сдалась и купила отрез белого шифона. Выбрали выкройку, и Юлька сшила себе свадебное платья. Купила ещё на сэкономленные копейки органзы и кружева — а то как же без фаты?! Покрутится-повертится перед зеркалом, повесит на плечики, каждую складочку расправит и в полиэтиленовом чехле в шкаф убирает. Мать смотрела и головой качала — платье-то и впрямь удалось.
***
Свисток. Урок окончен. Девочки радуются, собрались под щитом и поздравляют друг друга. Витя поднимается со скамейки, потягивается, поднимает баскетбольный мяч.
— Юлька, бегом в раздевалку! — кричит Витя и бросает мяч в корзину.
Мяч рекошетит от щита, ударяется о Юлькину голову и виновато прячется в углу зала среди гантелей и матов.
— Витька! Дурак! — Юлька смотрит ошарашенно и потирает шею.
Витя подбегает к Юльке:
— Прости, Юлёк, прости! Я в корзину хотел…
***
Лидия Петровна задержалась на работе. Входит — дома тихо, Юлька не встречает.
— Юль, дома ты, дитё? — Лидия Петровна приоткрывает дверь в комнату дочери.
Юлька, закутанная в синюю клетчатую шаль, полусидя привалилась к подушкам, держит на коленях закрытую книгу и вяло отзывается:
— Да, мам, тут я. Голова разболелась. Устала, наверное.
— Горюшко ты моё! Цитромону выпей, да и спать ложись.
— Хорошо, мамочка, сейчас…
— Принесу сама, лежи! Твой-то что ж не приходил?
— Только ушёл, — блаженно улыбается Юлька.
***
— Женщина, дело ваше, но… — Санитарка смотрит вопросительно. — В это одевать? Вы уверены?
— Да-да, — кивает Лидия Петровна. — Пожалуйста… Вот бельё и туфли.
***
Дома Лидия Петровна садиться в коридоре у телефона. Записная книжечка, размером с ладошку, шуршит жёлтыми страницами.
— Завтра, в десять, — голос дрожит, но Лидия Петровна держит слёзы у сердца, — морг третьей больницы, Академика Байкова, 16Д.
***
— Она такая красивая, — повторяет Катя и кладёт ладони на Юлькин гроб.
Ребята стоят неподвижно, вглядываются в одноклассницу, одетую в свадебное платье. Не постигают пустоту смерти под ликующим майским небом. Гвозди, удары молотка. Гроб соскальзывает в яму. Земля глухо бьётся горстями о крышку.
— Вставай, сынок, — Лидия Петровна берёт Витю под руку, — надо идти жить.