– Не пугайтесь, это мой ученик, – Василий увидел напуганные лица гостей и захохотал.

Огромный замычал. Василий подошел к нему, взял табуретку, встал на нее, чтобы оказаться с ним одного роста, и поцеловал в макушку. Огромный снова замычал.

– Он вам поможет, постелет в дальней комнате. Пару дней можете вместе здесь пожить, а потом на недели четыре придется его оставить. Мы сами разберемся.

В большинстве своем жители округи старались обходить дом Василия. Бывало, шли куда-нибудь и недалеко, если напрямую, а нет, не станут мимо дома идти, чтобы чего лишнего во дворе или в окнах не увидеть, обойдут дальней дорогой, потратят лишний час. Из своих владений Василий практически не выходил. В сельский магазин ходили его странные ученики. Да и учеников в селе старались обходить. Как они заходили в магазин, очередь, если была, расходилась, их пропускали вперед, продавщицы натянуто улыбались, старались не прекословить. Сразу все такие вежливые-вежливые, культурные-культурные. Пожалуйста, хлебушек, копченая рыбка, бытовые товары, пожалуйста. Жители вздрагивали и шептались, когда видели идущего по тропинке, несущего сетку с продуктами огромного. В магазине огромный мычал, лицом указывая на нужные продукты. Продавщицы задорно следовали, улыбались, а как только он выходил из магазина, облегченно выдыхали. Какой же он жуткий. Приснится такой – проснешься с воплями и в ту ночь больше не уснешь.

А лес спокойный, темный, благородный.

Местные, если видели издалека, что идет по лесной дорожке огромный, малость встряхивались, напрягались, готовились вежливо поздороваться. Пройдут мимо, скажут «здравствуйте», а огромный в ответ тоже попробует улыбнуться и промычит «ы-ы-ы». Вообще никто от него ничего дурного не видел за годы-годы, и, скорее всего, он добрый, но внешне жуть ведь, тело само дергается при его взгляде.

Огромный постелил Юре и Клаве, показал все нужные вещи в доме.

Клава покивала, несколько испуганно посмотрев на Юру.

– Куда ты меня завезла? – строго спросил Юра, как только они остались наедине в дальней комнате. – Поехали домой, а. Посмотри, тут все ненормально. Люди какие-то не такие.

Клава, хоть и чувствовала, что место и впрямь жуткое, не могла так просто свернуть. Она и рвалась собраться и уехать, но понимала, что если уж оттуда уехать, то проблемы точно никогда не решатся.

– Люди возвращаются отсюда и не пьют, и все хорошо у них, – ответила Клава, изобразив уверенность и твердость намерений.

Василий сказал, что первые две недели необходимо заниматься телом, чиститься. Всю еду будут готовить для Юры ученики, еды будет немного, и без всякого жирного-плотского, лишь легкое. Второе – это травяные отвары. От них будет тошнить и тянуть на рвоту. Рвота – хорошо, сдерживать ее не надо. Пусть рвет и выкручивает, пусть очищает. Отвары на вкус никакие, будто соленая вода, но как попадают внутрь, начинают выворачивать. А так первые дни больше ничего не требуется, Юра может делать что хочет: по лесу гулять, по двору слоняться, в село ходить общаться. Уже холодно, уже ягод нет, приехали бы летом, можно было бы по ягоды ходить.

– Чтобы работать с телом, надо сначала сделать это тело. А у тебя не тело сейчас, у тебя гнездо слизи и нечистот, зажатое и черствое.

Гнездо, ягоды, рвота – такие внутренние созвучия, но вообще не понятно ничего: кто все эти люди во дворе, что происходит и будет происходить.

Первые дни Юра с Клавой послонялись по окрестностям, по селу. Все местные здоровались, уважительно кивали, принимали их с радушием, желали здоровья и радости в жизни. Какие душевные люди повсюду!

Во всей жизни помогал огромный, приносил еду в комнату, ухаживал. Случилось, что Юру после первого же приема отвара вывернуло прямо на пол. Огромный подошел с тряпкой, аккуратно все вытер, спокойно помычал. Утро, птички за окном, Клава с Юрой просыпаются в большой приятной кровати, а у дверей уже огромный с утренней кашкой и водой. Окна приоткроет, проветрит комнату, полы помоет.

А сны ночью были сладкими, яркими, как в детстве. Ложишься в эту кровать – и сразу сон, облепливающий, интересный. Про дворы и дома детства, старых знакомых, которых уже лет тридцать не видели. После таких снов целый день можно ходить и улыбаться. Приятно, радостно.

Спустя пару дней Василий сказал Клаве, что пришло время ехать, что скоро начнется серьезное лечение и ей не стоит мешать. Клава обняла мужа, поцеловала в щеку, сказала, что надеется на его разумность, попросила, чтобы не отказывался ни от какого лечения, все строго принимал, что дают. И уехала.

* * *

Тело Юры начало преображаться, появилась легкость. Словно лет десять-пятнадцать сбросил. Вот что значит правильное питание и режим. И даже отношение к природе изменилось, стало интересно смотреть за деревьями, птицами, дождем.

И спокойно. Спокойно даже не только снаружи, но и внутри. Ходишь, вроде и дел нет, а не скучно, можно просто смотреть и радоваться. Другое, все другое.

Василий с улыбкой вглядывался в лицо Юры, проникая в его глаза, в голову, во все внутренности. Улыбка Василия оскалистая, малость зловещая, но все равно. Около него спокойно и хорошо. Пусть вглядывается. Он специалист, понимает, что делает.

– Мне, Юра, не важно, как ты жил раньше, чем занимался. Да и тебе скоро будет это не важно. Сделаем дело, сделаем.

– Что сделаем?

– Вылечим тебя. По-новому заживешь.

Огромный принес банку с белым жирным и вонючим. Василий наказал Юре тщательно обмазываться содержимым каждое утро.

– Это поможет коже продышаться, она вроде у тебя дышит, но неправильно. Будешь себя чувствовать хорошо, свободно. Ты гуляй, побольше гуляй, жаль, что так поздно приехал, сейчас уже в лесу нет ягод, но все равно гуляй, телом о воздух трись.

Обмазывание себя вонючей мазью занимало полчаса, не меньше. Надо тщательно намазать все пальчики, все телесные складки, ничего не пропустить. Утро, радость, птицы, огромный с кашкой и душевным мычанием, затем обмазывание себя мазью, прогулки. Никакого сожаления. Да и страха все меньше. Надо всем своим рассказать по возвращении, место хорошее, если и не вылечат, то хоть спокойно и радостно пожил, себя почувствовал.

Мазь и впрямь подействовала. И холод, и тепло стали ощущаться чище, и вообще стало казаться, что кожа начала слышать звук. Если громко что происходит, кожей это воспринимается.

Один день, проходя сельскими дорожками, Юра услышал, что его окрикивают. Мужик, обычный, хмурый, видимо, перепутал с кем.

– Мне?

– Тебе, тебе, иди-ка сюда.

Юра подошел.

– У Василия