Если парни хотели сделать что-то определенное и даже принесли примерные картинки, то я снова несколько часов выносил ему мозг — мне до усрачки нужна была веточка лаванды, спрятанная так, чтобы о ней знал только один человек. Остальное — не важно. И Бутч опять колдовал в своем планшете, вкладывая в эскиз очередной ему одному понятный подтекст. Теперь в дракона, дремавшего на моем плече. Он обвивал руку своим телом, а между когтями, вцепившимися во внутреннюю часть бицепса, больше угадывалась, чем читалась, та самая заветная веточка. Она почти полностью скрывалась под чешуйчатой лапой, но мне было достаточно этих крохотных, едва заметных, кусочков. Я даже знал почему дракон спал так умиротворенно — его тоже не мучали кошмары. Запах лаванды отгонял их от него так же, как от меня.

Каждый вечер я ехал к Рите. Каждый раз, когда она оказывалась рядом, вдыхал ее аромат, едва сдерживаясь, чтобы не нарушить обещание, данное самому себе, — я не трону Ангела. Чего бы мне это не стоило. Как бы сильно не хотелось. Не трону, не испорчу своими грязными лапами… Единственная девушка, которую я хотел больше всех на свете, проникла слишком глубоко в мои легкие, чтобы из-за одной ночи перечеркнуть все и вырвать ее из моей жизни. Она стала для меня Луной, такой близкой и недостижимой одновременно. Я мог часами смотреть в ее глаза, слушать ее голос, улыбался, когда она смеялась и выл от того, что мог бы протянуть руку, провести по кудряшкам волос, запутаться в них пальцами, но нельзя… Нельзя… Нельзя… Нельзя… Рядом с Ангелом может быть только человек из ее мира, а со мной — очередная однодневка. Каждый день новая, но глупая, скучная пустышка, с которой не нужно говорить. С ними не о чем говорить. С ними незачем говорить. Есть лишь физиология, а после все как обычно — обещание позвонить и такси. Вот только каждый раз становилось все сложнее смотреть Рите в глаза, хотя она и делала вид, что ничего странного не происходит.

— Скоро фанатки на тебе живого места не оставят, — рассмеялась она, намекая на очередной засос на шее.

А я поправил воротник, пряча это ненавистное клеймо, отшутился и сдавил руль так, что захрустели суставы. Даже все однодневки, собранные вместе, не стояли рядом с ней. Ни одна не могла дать мне то, что хотя бы немного напомнило один единственный поцелуй, но я все равно тащил их в свою постель, чтобы потом выпнуть без сожаления.

Глава 18. Маргарита

— А ты где будешь встречать Новый год?

Спросила и стала усиленно макать наггетс в соус, чтобы Фил не заметил мою улыбку — как-то очень удачно получилось незаметно вставить этот вопрос, чтобы не вызвать лишних подозрений. Вроде бы и до этого болтали ни о чем, уплетая фастфуд после кино, а теперь разговор повернул в нужное мне русло.

— Да хрен знает. Наверное, в клубе. А что? — Фил поставил “Колу” в подстаканник и развернулся на сиденье так, чтобы было удобнее брать картошку фри из пакетика, лежащего на широком подлокотнике.

Я неопределенно пожала плечами, мысленно отсчитывая время, которого окажется достаточным хотя бы для создания видимости “спонтанности” предложения. Дожевала наггетс, запила его “Колой” и посмотрела в потолок, будто перебирала возможные варианты. Подхватила пару палочек картошки и следующее предложение произнесла так спокойно, что сама себе зааплодировала:

— Мы у Алисы будем собраться после двенадцати. Поехали с нами, если хочешь?

— О'кей.

Всего одно слово, а меня стало распирать от счастья. Я очень хотела, чтобы он согласился, но до последнего в это не верила. Ещё и Лиса уже как неделю дёргала меня по поводу того приедем мы в "Сосновое" с Филом вместе со всеми или позже. Она даже не сомневалась в том, что может пойти как-то по-другому. Вот только я никак не решалась спросить, все время откладывая такой простой по сути вопрос на потом. Искала подходящий момент, а сегодня окончательно созрела, понимая, что если протяну ещё день-два и станет уже слишком поздно: обязательно найдется та, которая не будет стесняться. Да и засос, выглядывающий из-под края воротника, назойливо мозолил глаза очередным подтверждением — ночью в постели Фила была та самая возможная другая. Я догадывалась, что он далеко не монах, видела как на него смотрят фанатки, поджидающие своего кумира у клуба, слышала, что и каким голосом ему говорили, и едва сдерживалась, стоя в стороне. У меня не было права на ревность, я не могла требовать от него ничего, но сердце разрывалось каждый раз, когда к нему подбегали девушки, просили автограф и вешались на шею. Может, Фил и не спал со всеми подряд, но меня корежило от одной только мысли, что после эсэмэски: "Спокойной ночи, Ангел" он спускается в бар и там выбирает с кем бы поразвлечься. Ещё и эти следы, словно на зло, специально попадались на глаза и говорили: "Эй, смотри, снова кто-то оказался смелее!"

И вот, наконец, спросила. Выдохнула с облегчением и тут же переключилась на Макса и Мстислава. Вроде бы и ни к чему, а вроде как и про них не забыла:

— Спросишь у Мистика с Клейстером? Или лучше мне? Если они смогут, то веселее будет. Сашке так точно.

— Да? — Фил ухмыльнулся, вытер губы салфеткой и уточнил, — И с кем именно ей будет веселее?

— Она просила не говорить, — я заулыбалась шире, окончательно убедившись, что разговор перевелся в другую сторону. Подальше от моих интересов.

— Женские секреты? О'кей. Вот только с ними не варик. Мистик на праздники к своим в Питер улетает, а Макс вроде как собирался сперва с ним на пару дней и потом в Москву. Сорян, но похоже, что твоей подружке придется поскучать в любом случае.

— Обидно…

— Если хочешь, я, конечно, намекну Мистику…

— Не-не-не, — я тут же замотала головой, отметая такую заботу, а Фил негромко рассмеялся:

— Значит, все таки он. О'кей. Клейстеру не фортануло.

Закинул в рот наггетс и довольно зажмурился, напоминая дорвавшегося до сметаны кота. С лёгкостью обвел меня вокруг пальца, выудил то, что я говорить совсем не собиралась, и теперь всем своим видом демонстрирует это, но никак не акцентирует. А наггетс — лишь прикрытие, чтобы не подкопалась. И кто кого теперь оставил в дураках? Один — один? Или все же один — ноль?

— Фил, только не говори ему ничего. Ладно?

— Это не мое дело, Ангел. Сами разберутся, не маленькие, — приопустил стекло,