Шрифт:
Закладка:
Идти вслепую, без прикрытия, без проводников, без огневой поддержки к месту недавнего боя, где наверняка оставлена засада – безумие. Логика – логикой. Трезвость – трезвостью. Всему есть причины и объяснения. Только в голове всё равно не укладывается: тела наших погибших здесь, на боснийской земле, ребят остались непогребенными, оказались в руках врагов.
* * *
Часа через два после нашего возвращения в казарму пришел сербский офицер. Виновато развел руками, молча приобнял каждого из тех, кто был на Заглавке. Потом достал из-за пазухи бутылку ракии, что-то сказал по-сербски. Никто не переводил, но каждый из нас понял, что это предложение помянуть погибших.
Удивительно, но обычно царапающая обоняние с откровенно сивушным привкусом, виноградная водка, на этот раз ни вкуса, ни запаха не имела. Конечно, напрашивается замыленный штамп, конечно, хочется сказать, что ракия пилась, как вода, только на этот раз это сравнение было неуместно. Водка оставалась водкой, другое дело – никто из нас ничего похожего на опьянение не испытал. Курящие закурили, некурящие вдохнули зависшие в воздухе горькие табачные кольца. Вроде как закусили. Голова оставалась ясной. Внутри было по-прежнему пусто. Общего разговора не складывалось. Каждый думал о своём. Уверен, что во всех этих «личных» мыслях был один единый сюжет. Какой, догадаться несложно.
Чуть позднее тема минувшего боя всё-таки возникла.
– Непонятная война, ни хрена я этих сербов не понимаю, – задумчиво протянул Серега Ф., бывший прапорщик, командир нашей смены, фактический руководитель обороны высоты Заглавок в недавнем сражении. Недостатка желающих поддержать его в этом выводе не было. В первую очередь вспомнили про оставленных на поругание врагу телах Владимира и Дмитрия. И про смерть Кости, и про нелогичный приказ оставить позицию, когда подошло подкрепление, когда, казалось, самое время было подняться в контратаку и не просто отбросить штурмовавших наши позиции мусульман, но и отбить у них ближайшее село.
Разумеется, все вопросы, возникшие в ходе этого разговора, остались риторическими. Теребить ими сербских начальников не поворачивался язык. Впрочем, каждый, наверное, понимал, что этим вопросам вечно оставаться без ответов.
* * *
Сараевское (мусульманское) телевидение в тот же вечер передало информацию о боевых действиях на высоте, где находились наши позиции. Оказывается, наступавшие мусульмане потеряли там более девяноста человек убитыми и почти столько же ранеными. Нас на высоте было пятнадцать. Троих убило в первые же минуты боя. Троих ранило. Арифметика строга. 90:9. В среднем по десять чьих-то жизней пришлось на каждого из нас. Кто были эти люди? Чем занимались до войны? Успели ли обзавестись семьями? Никому из нас это не интересно. Мы на войне. В ночь после боя мы спали крепко.
* * *
После боя все мы надеялись на положенный «одмор» – отдых. Надежды оказались очень и очень зыбкими. У нас ещё в головах не улеглось, что троих своих мы больше не увидим никогда, а в казарме появился гонец из штаба с распоряжением: ехать на положай, занять позицию. Маленькое, но существенное «но». Эта предназначенная для нас, русских, позиция находится на отшибе, в отрыве от сербских позиций. Её расположение очень напоминает расположение того бункера, где встретили свой смертный час Володька-Перископ и Дима П.
Нетрудно представить, какой была реакция наших парней на распоряжение сербского командования. «Опять нас подставляют», «снова русскими дырки затыкают», – самые парламентские восклицания по этому поводу, прозвучавшие в тот вечер в нашей казарме.
Горько и досадно ощущать себя маленькой пешечкой в чьей-то серьезной игре. Впрочем, это ощущение – «чистые эмоции». Мы приехали сюда не по комсомольским путевкам, не за орденами, не за славой. Будь мы трижды хорошие, нельзя забывать, какими принимают нас сербские полевые командиры. «Славянское братство», «исторические корни», «единая вера» – для них вещи понятные, но в данном случае далекие и неконкретные. Мы – русские добровольцы – инструмент, средство решения боевых задач. К тому же мы, увы, всё-таки чужие, приезжие, мы приехали и мы уедем. Сербы для своих командиров – свои. В одной упряжке они прошли немало и неизвестно, сколько ещё пройдут. Их надо беречь, потому что никто не знает, как будут разворачиваться события дальше. Мы же, повторяю, приехали и уедем. Разумеется, естественно, все непонятные и откровенно горячие ситуации – в первую очередь для нас.
Есть славянское братство, есть общая вера. Но жёсткая правда полевых командиров – сильнее. Наверное, так во всякой войне. Идеалы, благие порывы, чистые помыслы – одно измерение. Окопная правда – измерение другое. Куда более конкретное.
* * *
Нет смысла скрывать настоящие имена погибших. Отечество, нация, славянский мир должны знать имена своих героев. 12 апреля 1993 года рано утром в Боснии, недалеко от Вышеграда, в бою на высоте Заглавок погибли: Константин Богословский, Владимир Сафонов, Дмитрий Попов. Низкий поклон! Вечная память! Да будет им земля пухом!
Костя Богословский тоже похоронен на этом кладбище15. Его могила рядом с могилами других троих русских, ранее здесь погибших. Ещё одна свежая могила – пуста. Опавший холмик. Казачья фуражка. Близкие и родственники увезли прах того, кто здесь был похоронен. Процедура перезахоронения, по словам «югославских ветеранов», хлопотна и валютоемка. Легко ли сегодня простому смертному найти спонсора, который отвалит две-три тысячи долларов на перевоз гроба из Боснии в Россию? А оформление документов, обивание порогов чиновных канцелярий и т. д.? Тем не менее одного из наших, погибших на югославской земле, всё-таки перевезли на Родину. Холм, после того, как гроб был извлечен, опал и почти сравнялся с землей. Крест оставлен. На нем имя, фамилия, две даты через черточку. По соседству мы вырыли могилу для Кости Богословского. Земля – вязкая, глина вперемежку с гравием и путаницей корневищ – неохотно поддавалась нашим лопатам. Будто не хотела принимать в себя ещё одного русского, сложившего голову за тех, кто издавна жил на этой земле. Копали по очереди, часто меняя лопату на топор, чтобы справиться с хитросплетением корней. Едва углубились на пару штыков – наткнулись на остатки старой сербской могилы – желтые кости вперемешку с коричневой трухой гробовых досок. Вызванный из храма отец Райко к находке отнесся спокойно. Объяснил:
– Кладбище древнее. Могилам тесно.
Посоветовал собрать кости в пакет и закопать в изголовье под новым гробом.
За организацию похорон сербам и отцу Райко особенно – сердечное спасибо. Всё, что они могли сделать в этих условиях – они сделали.
На могиле укрепили крест с фамилией и двумя датами через черточку. Спи, Константин! Слава русским героям!16
На похороны