Ангус, бледный, с залегшими под глазами темными тенями, лежал на диване. Увидев жену, он рукой подозвал ее к себе. На столике стоял недобитый бокал с красным вином.

— Ирма, сядь рядом, — слабым голосом попросил он жену. — Посиди со мной.

Ирма присела около мужа. Слышать и видеть его таким было непривычно. Место горечи в ее душе заняла тревога: все-таки близкий человек. Да и по-прежнему любимый.

— Ангус, дорогой, что с тобой? Ты себя плохо чувствуешь? — Ирма положила теплую маленькую ладонь на холодную руку герцога.

— Сердце… — Ангус показал на левую сторону груди, — здесь что-то точит и свербит…

— Дорогой, надо послать за доктором! — Ирма рванулась, но муж схватил ее за руку.

— Не уходи, я не хочу быть один.

— Милый, ты не один, в доме полно слуг, с минуты на минуту придет Айвена, да и я никуда не ухожу, только дам распоряжение.

— Айвена… — Ангус приподнял веки своих все еще красивых глаз цвета льда и морщинки возле них разгладились. — Наша девочка все еще продолжает бредить этим мальчишкой?

— Ты имеешь в виду Эрика эр-Бриггена? — осторожно спросила Ирма, не желая спровоцировать скандал.

— Бриггена, да, Бриггена… — Ангус закрыл глаза и не поднимая их тихо произнес, — Бриггены всегда оказывались впереди Креймодов, всегда. Это несправедливо! Чем я хуже Ингвара?

— Дорогой, для меня — так ты лучше любого из Бриггенов в сто раз! Но судьба предоставляет им шансы научиться быть царственными особами, тогда как у Креймодов эти черты, присущие конунгам, в крови уже изначально. Девас каждый раз, когда мы воплощаемся, учит нас чему-то новому. Кто не умел быть кем-то в прошлой жизни, учится этому в новом воплощении. Ты не стал конунгом, хотя, безусловно, достоин этого, только потому что был им когда-то и научился этому. Теперь ты учишься быть благотворителем и бессребренником. Поэтому ты получил в этой жизни богатство — чтобы делиться им.

Ирма, увлекшись не заметила, что Ангус начал засыпать. Веки у него все чаще опускались, и Ирма даже не понимала, слышал ли он хоть что-то из сказанного ею.

Вдруг муж открыл глаза и почти четко произнес:

— А я все равно одержу над ними победу!

— Над кем, Ангус?

— Над Бриггенами! Моя дочь станет впоследствии королевой! Моя дочь, урожденная Креймод.

И с этой радующей его мыслью герцог Креймод заснул со счастливой улыбкой.

Ирма вздохнула с облегчением. По правде, ее совершенно не занимала какая-то там победа над Бриггенами, но если эта мысль успокаивала ее мужа, что ж, пускай тешит свое самолюбие хоть так. По крайней мере, он смирился с предстоящим браком Айвены и Эрика и не станет чинить препятствий. А это самое главное.

Ну и вопрос с посещением дворца в одиночку решился сам собой: Ирма сможет с чистой совестью сообщить королевской чете, что муж приболел. Она довольно улыбнулась, еще не до конца веря, что все так удачно и легко складывается. «Иногда мужья удивляют приятно!», — думала герцогиня, ожидая дочь, чтобы поделиться с ней радостной новостью.

Глава 34. Варвары

Этой ночью Эрику не спалось. Необъяснимая тревога кралась в его душу, как невидимый хищник, выслеживающий добычу. Тихо, незаметно, на мягких лапах все больше и больше отвоевывала себе пространство, заполняя его собой без остатка. Эрик встал с постели и подошел к окну. На него настороженно смотрела бледная луна, постепенно оформляющаяся в полный диск.

«До полнолуния осталось чуть больше недели, — задумался принц. — Близится испытание Айвены. Конечно, я волнуюсь за нее. Вон Лили-то пришлось несладко. Что же ждет мою любимую в Башне Стража Запада?»

Он кое-как заснул, но как следует выспаться ему не удалось. Рано утром к нему прибыл посыльный от конунга с письмом. Тот немедленно требовал, чтобы сын явился к нему для серьезного разговора. Эрик наскоро умылся, оделся и недоумевая отправился в дворцовое крыло конунга. Он не понимал, чем могла быть вызвана такая спешка. Одно он знал твердо: это никоим образом не касается его будущей свадьбы с Айвеной. Вчера его родители и мать девушки встречались на королевском обеде по случаю помолвки и пришли к полному согласию в этом вопросе. Свадьба должна состояться через три месяца, и Эрик был уверен, что так оно и будет.

И он не ошибся, дело было вовсе не в их отношениях с Айвеной. Конунг Ингвар встретил сына бледным, лихорадочный блеск серых глаз с покрасневшими белками говорил о ночной бессоннице.

— Здравствуй, отец! К чему такая срочность? Что-то произошло? — поспешил узнать Эрик, чувствуя, что ответ конунга не принесет ничего хорошего.

— Да, сын, — у Ингвара напряглись желваки на лице, а черты лица сурово заострились.

— Сегодня ночью наши разведчики донесли, что из района Нордического моря на берег лана Сноварген высадилось судно с пиратами неизвестного происхождения. Как выразился один из осведомителей — «какой-то сброд без совести и веры». Они проникли через Великие озера прямо к Грейден-холлу и заняли его.

— Захватили Грейден-холл?! — воскликнул Эрик. — Это же вотчина мамы!

— Да, — мрачно отозвался конунг.

Он помнил свои поездки к Элле в Грейден-холл, как там они признались друг другу в любви. Там они зачали сына… Эти воспоминания теперь жгли его душу.

— Там уже почти никого не оставалось, кроме Греты со старым Ольгердом, Марты с пастухом Индриком, ее мужем, и двумя дочерьми. Когда напали на замок, Марта с Индриком и дочерьми были в соседней деревне на празднике. Ольгерд схватив старое ружьишко пытался как-то защитить дом, но что мог сделать слабый старик против нескольких дюжин здоровых дикарей? Он сумел выстрелить и повалить одного из них, но был тут же зарублен мечом варвара.

Эрик остолбенел. Он помнил старого Ольгерда, который рассказывал ему старинные предания про оборотней и учил таскать пирожки с черникой из кухни Греты., когда Эрик приезжал с бабушкой Гвендой навестить родные пенаты. Кровь в жилах у него закипела от ярости. В уголке глаза предательски блеснула слеза, но он подавил ее усилием воли.

— Потом подоспели еще дикари с судна. Сколько их всего, не знаю. Они разместились в комнатах Грейден-холла, как у себя дома, — продолжил свой рассказа конунг. — Хотя едва ли эти варвары видели что-либо подобное в своих жалких хижинах. Когда вернулась Марта с семейством, дикари чуть было не снасильничали ее дочерей-близняшек Миру и Фиру, коим от роду по шестнадцать лет. Но их вождь запретил,