Шрифт:
Закладка:
Отчаянно пытаясь не разрыдаться, она выставила ладони вперед, не дав Константиносу шанса грубо на нее наброситься, когда он приблизился к ней.
— Мне так жаль, я не хотела уходить, не попрощавшись…
— Так почему ты это сделала? — спросил он с удивительной мягкостью.
— Как думаешь, почему? — проговорила она, вытирая слезы. — Я думала, что смогу это сделать, понимаешь? Но, как и во всем остальном, я ошибалась. Я не знала, что будет так больно. Прости, если поставила тебя в неловкое положение, и прости, если задела чувства твоих родителей. Я обещаю, что извинюсь лично утром, просто, пожалуйста… Мне нужно побыть одной. Пожалуйста, Тинос, возвращайся к семье. Я в порядке.
— Лена…
— Просто уйди! — закричала она, теряя самообладание. — Пожалуйста, Тинос, я не могу тебя видеть. Неужели ты этого не понимаешь? Просто еще слишком рано. Мне не следовало приходить сюда.
Не дождавшись ответа, она, спотыкаясь, пошла прочь, едва переставляя ноги. Они не слушались. — Лена, не тебе нужно извиняться. — Его голос дрожал так, что ноги отказывались делать следующий шаг. — Это из-за меня. Это все из-за меня. Это я должен извиниться. Прости меня.
«Не оборачивайся, — умоляла себя Лена. — Уходи».
— Я пытался подобрать слова с тех пор, как ты появилась здесь. Я не предполагал, что ты придешь. Но я должен был. Ты всегда поступаешь правильно, чего бы тебе это ни стоило. Вот почему твоей семье пришлось заставить тебя расстаться с сестрой и наладить собственную жизнь.
Если бы они не настояли, ты никогда не переехала бы в Швецию.
Константинос выдохнул и после паузы продолжил:
— Вот почему ты скрывала от меня беременность. Ты защищала нашего ребенка, как могла, несмотря на то, что знала, что чем дольше ты не рассказываешь, тем злее и неразумнее я буду относиться к этому, и ты знала, что я буду злиться на тебя. Вот почему ты скрывала свою беременность и от своей семьи тоже. Ты не хотела добавлять забот своим родителям, пока это не стало необходимым, или заставлять свою сестру столкнуться с реальностью того, что еще одно из ее мечтаний так и не осуществилось. Ты всегда ставишь потребности других выше собственных.
Лена кусала губы.
Когда Константинос заговорил снова, его голос зазвучал так близко, что она почувствовала, как легкий ветерок коснулся ее волос:
— Ты пришла сюда сегодня ради моей семьи. Ты знала, что увидишь меня. Ты знала, что тебе будет больно, и все же пришла. Ради них. Незнакомых тебе людей. Если бы я уже не влюбился в тебя, это подтолкнуло бы меня к этому.
У нее перехватило дыхание.
Она покачнулась, когда воздух закружился вокруг нее, а затем ладони мягко легли на предплечья.
— Пожалуйста, Лена, посмотри на меня.
Впервые с того единственного взгляда на террасе много часов назад она пересилила себя и встретилась с ним взглядом.
То, что она там увидела, вызвало дрожь в ее сердце. Это была та же агония, которая, она знала, отражалась и в ее глазах.
— Прости меня, Лена. За все. Прости за мое жестокое предложение. Прости за то, что я был бессердечным трусом. Все эти годы я позволял предательству брата гноиться во мне. Заражать меня. Оно ранило меня слишком глубоко, чтобы я осознал, что его предательство на самом деле оказало мне услугу.
Должно быть, он прочитал вопрос в ее глазах, потому что у него на губах появилась едва заметная улыбка.
— Я никогда не любил Кассию. Не совсем. Мне нравилось думать о ней, как о своей девушке. Я столько лет был без ума от нее, что, когда мы встретились, подумал, что, должно быть, влюбился. Если бы не встретил тебя, я, возможно, провел бы остаток жизни, веря в это.
Константинос поднял руку и провел пальцами по ее скулам. Лена почувствовала, как пальцы задрожали у нее на коже.
— Но я встретил тебя. И мое сердце узнало тебя. Я боролся с этим на каждом шагу и причинил тебе боль. Это убивает меня. Моя слепота. Я оттолкнул тебя самым трусливым образом, и это было преднамеренно. В глубине души я знал, что ты никогда не согласишься на это оскорбительное предложение, и все, что я могу сказать, — это то, что, если ты дашь мне еще один шанс, я клянусь жизнью нашего ребенка, что никогда больше не оттолкну тебя. Никогда. Я люблю тебя, Лена. Я хочу провести с тобой остаток жизни. Ты — солнце, которое освещает мой мир, и я не могу жить без тебя.
Лена весь день избегала встречаться с Константиносом взглядом, но сейчас смотрела на него с изумлением и восхищением, в зеленых глубинах таились такие искренние, проникновенные эмоции!
— Дай мне руку, — прошептал он.
Лена протянула руку, и Константинос крепко прижал ее к груди.
— Чувствуешь? — спросил он все тем же едва слышным голосом.
Сильные удары сердца отдавались прямо в ладони.
— Оно твое, делай с ним, что хочешь. Мое сердце и моя жизнь полностью в твоих руках.
Ее собственное сердце билось гулко и радостно, счастье наполняло вены, возвращая силы и желание жить. Каждая клеточка ее тела наполнилась теплом, которое исходило от Тиноса. Лена поняла, что больше не может сдерживаться, бросилась ему на шею и обняла. Вся боль, которую они оба пережили в разлуке, растаяла в пылу страстной настойчивости их слившихся в поцелуе губ.
Отстранившись, они удивленно уставились друг на друга.
— Я люблю тебя, — сказал Константинос, и его слова были слаще меда.
— Я тебя больше.
— Это невозможно.
Обхватив ее лицо ладонями, он прижался своим лбом к ее.
— Ты выйдешь за меня, да?
Лена рассмеялась. Она ничего не могла с собой поделать.
— Только попробуй меня остановить!
Константинос лучезарно улыбнулся и заключил Лену в объятия. Счастье окутало их словно облако, а их малыш проснулся и начал плясать в животе Лены, чтобы отпраздновать это событие.
Эпилог
Звезды заполнили небо над Тролларудденом. Сидя у окна обновленного семейного домика на озере, который Константинос перестроил и расширил прошлым летом, Лена с восторгом и удивлением смотрела в огромный телескоп. Рождественский подарок от любимого мужа привел ее в полный восторг, звезды, которые она смогла разглядеть, поражали многообразием цветов, соперничая яркостью с северным сиянием.
— Горячий шоколад?
Оторвав лицо от окуляра, она лучезарно улыбнулась Тиносу и подставила лицо для поцелуя.
Мама появилась в дверях домика, неся на руках Фиби в теплом белом комбинезоне, в комнату въехала Хайди на своей новенькой всепогодной инвалидной коляске, вслед за ней вошел папа с подносом,