Ее лицо становится красным, когда мои слова доходят до сознания, и все задыхаются, понимая, что я, возможно, права.

— Ассизи! Ты наказана! — кричит она, направляясь ко мне.

Я отступаю назад, но я уже в одном шаге от могилы, с таким же успехом можно прыгнуть в нее целиком.

— А как же вы? Или другие монахини? Разве кто-то не должен наказать вас за то, что вы напились вина для причастия? — знаю, что в этот момент я переступаю многие границы и нарушаю многие правила, но пока все смотрят на меня, ошеломленные, то я могу только улыбаться.

— Заткнись, Ассизи! — мать-настоятельница догоняет меня, обхватывая рукой мое запястье, когда пытается вытащить меня из комнаты. Лина смотрит на меня с тревогой в глазах, но я качаю головой. Это моя проблема.

— Почему? Теперь вы не такая уж и могущественная, да? — я говорю громче, обращаясь и к другим монахиням. Мать-настоятельница тащит меня за руку, пока мы не оказываемся за дверью.

— На этот раз ты действительно сделала это, Ассизи, —продолжает укорять меня мать-настоятельница, но я не могу найти в себе силы, чтобы заботиться об этом.

Особенно когда она бросает меня в темную, холодную комнату, которую я привыкла ассоциировать со всеми своими наказаниями, и говорит мне, что я буду проводить здесь все свое время, пока не раскаюсь.

Когда она закрывает за собой дверь, и я остаюсь в прохладной комнате, то сажусь на пол, подтягивая колени к груди, чтобы хоть немного согреться.

— Ах, но как же я могу раскаяться, — бормочу я про себя, улыбка играет на моих губах. Одного только вида старших монахинь, смущенно стоящих перед всеми, было достаточно. Потому что я доказала свою точку зрения.

Даже они не могут быть выше позора.



Закрыв глаза, я позволила теплой воде политься на меня, надеясь избавиться от холода, который пробрался глубоко в мои кости. Я должна была знать, что мать-настоятельница не выпустит меня без веской причины. Она продержала меня в этой темной комнате почти три дня, пока не пришла за мной, приказав одеться и привести себя в приличный вид.

Я была озадачена ее поведением, но когда узнала, что мой брат, Марчелло, приехал в гости, то все стало ясно. Она не хотела, чтобы у Сакре-Кер были неприятности из-за злоупотреблений.

Уставшая и озябшая до глубины души, я старалась показать себя с лучшей стороны, хотя уверена, что, наверное, слишком сильно подчеркивала свое счастье. Улыбка на моем лице была натянутой, когда я пыталась убедить его, что моя жизнь идеальна.

Я не видела Марчелло почти десять лет, только Валентино приезжал раз в пару лет или около того. Но на этот раз у Марчелло была веская причина для визита.

Валентино умер.

Я была потрясена, когда узнала, что он покончил с собой. Но не могла испытывать никаких других чувств, кроме жалости, поскольку мы никогда не были близки.

Он приезжал раз в несколько лет, чтобы убедиться, что у меня все хорошо, но это всегда было больше похоже на долг, чем на его собственное желание увидеть сестру.

Однако на этот раз Марчелло сумел меня удивить. Он намекнул, что может привезти в гости мою младшую сестру, Венецию.

Я глубоко вздохнула при этой мысли.

Я никогда не встречала Венецию. Я знаю о ней только от Валентино, но даже этого мало.

Забавно, что большинство девочек, выросших здесь, — сироты, которым не к кому обратиться. И хотя мои собственные родители умерли, у меня есть семья там. Просто я им не нужна...

Закончив мыться, я возвращаюсь в комнату, снова надеваю маску и делаю вид, что все в порядке. Любопытство Лины по поводу моего брата тоже не помогает, так как она не может удержаться от вопросов.

С улыбкой на лице я пересказываю все, о чем мы говорили. Я стараюсь не обращать внимания на то, как сжимается мое сердце, когда я думаю о семье, которая у меня есть за стенами Сакре-Кёр. Потому что, в конце концов, есть ли они у меня на самом деле, если я не могу на них рассчитывать?

Проходит время, и в Сакре-Кёр приходит новый священник. Вся личность отца Гуэрра окутана тайной, а слухи о его связи с мафией оказались самым интересным событием в Сакре-Кёр с момента исчезновения Крессиды много лет назад.

Несмотря на его потенциально опасную репутацию, парень нравится всем, включая Лину. Вначале у нее были сомнения, но, видя, как он был добр к ней и Клаудии, она решила отбросить свое предубеждение против него.

Ну, а я все еще в раздумьях.

Он много раз пытался поговорить со мной и пригласить на исповедь, но я каждый раз отказывалась. В этом человеке есть что-то слишком подозрительное. Его взгляд перемещается по комнате, как будто он всех перебирает. Его взгляд больше похож на взгляд хищника, чем на взгляд человека Божьего.

Но хотя инстинкт подсказывает мне не доверять ему, тот факт, что он не был мне внешне неприятен, как другие до него, дает ему право на сомнение. Он может мне не нравиться, но это не значит, что я буду груба.

Все рушится однажды поздним вечером, когда пропадает Клаудия. Мы с Линой отправляемся искать ее по окрестностям, но она словно испарилась.

После поисков повсюду, я возвращаюсь в нашу комнату и обнаруживаю Клаудию, сгорбившуюся на своей кровати, с красными от слез глазами.

— Клаудия? — задыхаюсь я, сразу же направляясь к ней. — Что случилось? — я беру ее на руки и прижимаю к своей груди.

Она безудержно рыдает, и я делаю все возможное, чтобы успокоить ее.

— Кто-то снова издевался над тобой? Ты обещала мне рассказать, — мягко говорю я.

Она мотает головой, еще глубже зарываясь лицом в мою грудь.

Я просто обнимаю ее, позволяя ей плакать, пока ее слезы не высохнут. Но когда она начинает говорить... я чувствую, что весь мой мир пошатнулся.

— Отец Гуэрра, — начинает она, ее голос напряжен, — он трогал... — она прерывается, глубоко сглатывая, прежде чем поднять глаза и посмотреть на меня. — Мама поймала его...

Ее глаза говорят мне все, что мне нужно знать, и причину, по которой Лина еще не вернулась.

Мои руки сжимаются в кулаки при мысли о том, что этот человек поднимал руку на Клаудию. Я просто надеюсь, что Лина