Его вопрос ломает все.

Я не такая уж и смелая, даже после того как едва не утонула. Не умею я признаваться в своих сокровенных желаниях. Может, потому что их и не было раньше, а может, потому что боюсь сделать что-то не так и оттолкнуть сейчас Мишу.

В этот отдельно взятый момент я не думаю о том, что все это для него просто еще одна зарубка. Эти мысли в принципе остались где-то там, за створками душевой кабины.

Сейчас есть он, и есть я. Все.

— Тебя, — едва слышно отвечаю. Чувствую, как густой румянец расползается по моему лицу, спускается ниже. А темный, полный жадной похоти взгляд Воронцова разгоняет его все сильнее.

Миша шумно выдыхает. Прислоняется лбом к моему и шепчет:

— Ты не пожалеешь.

Нервный смешок вырывается у меня помимо воли. Я знаю, что это неправда. Но сейчас так хочу почувствовать себя живой, что плевать на боль, которая придет после, когда он наиграется.

Пусть. Пусть так. Это лучше, чем уйти в забвение.

Мягкий, тягуче нежный поцелуй выметает ненужные мысли о том, что едва не случилось. Осторожные прикосновения к моим плечам запускают цепочку мурашек. Маленькие искорки расходятся по коже в тех местах, где Миша трогает меня.

Он нежен и осторожен. Ласков. Он купает меня в своей заботе, хотя я отлично чувствую бедром, как сильно его желание.

Мое любопытство толкает опустить глаза, чтобы рассмотреть его член, но даже беглого взгляда хватает, чтобы испугаться.

Он большой. Кажется, очень большой.

— Ты уверена? — зачем-то спрашивает Воронцов, когда очередной поцелуй превращается в сладкую пытку, а его пальцы мягко накрывают мои нижние губы. Он не проникает в меня, но прикасается довольно настойчиво, молчаливо даря обещание чего-то прекрасного. — Позволишь?

— Да… — ответ срывается с моих губ, скорее, бессознательно.

Я ведь уже приняла решение, допустив его сюда. Глупо бежать от самой себя. Я пожалею об этом после. Но сейчас Миша — оплот безопасности и… жизни.

Той самой жизни, которая заряжает тебя, дает ощущение, что ты здесь, ты дышишь.

Он словно родник, из которого хочешь напиться, к которому жадно припадаешь в поисках облегчения.

Я не смогу ему отказать, потому что не хочу. Даже если это означает, что дороги назад не будет.

Нежные, мягкие поцелуи покрывают мое лицо, спускаются ниже, к ключицам, груди. Та становится настолько чувствительной, что я не могу сдержать стон. Особенно когда Миша ловко обводит языком сначала одну вершинку, затем другую. Чуть прикусывает, вызывая тем самым волну сладкой боли, которая странным образом трансформируется в приятные ощущения.

Его широкие крепкие ладони проходят по моим плечам, сжимают грудь по очереди, а затем Миша опускается на колени и прикасается губами к низу моего живота.

Я уже практически как кисель. Ничего не соображаю, полностью доверившись ему. И когда он мягко, но очень настойчиво приподнимает одну мою ногу, а после кладет себе на плечо, я с ужасом понимаю, что он собирается сделать.

Однако мой протест тонет. Я захлебываюсь стоном от первого же прикосновения языка к чувствительной плоти у меня между ног.

Едва не взрываюсь миллионом чувственных ощущений. Мои рецепторы слишком перегружены тем, что мне дает Воронцов. А он не позволяет передохнуть и прийти в себя — продолжает целовать меня там с таким энтузиазмом, словно я — вкуснейший десерт.

Его пальцы вместе с его чудесным языком творят что-то невообразимое. Кажется, я вот-вот съеду на пол — держаться становится очень-очень сложно. Меня трясет, а внутри нарастает жаркая волна, которую необходимо выпустить, которая должна схлынуть, подарив долгожданное освобождение. Перед глазами пляшут цветные пятна, и я с трудом разбираю пошлые словечки, которые с таким отворенным удовольствием бормочет Миша.

Правда, если меня попросить воспроизвести — я не вспомню ни одного. Сейчас в памяти всплывает та самая картинка на сцене, когда девушка стояла перед мужчиной на коленях и брала в рот его член.

Вот только в моей фантазии на месте девушки была я, а вместо незнакомого парня — Миша.

Понимание происходящего становится последней каплей, после которой меня буквально размазывает, вынося из реальности этого мира.

И только почувствовав под спиной теплое покрывало, я начинаю немного осознавать себя и свое тело. А еще Мишу, который нависает надо мной и очень серьезно говорит:

— Ты же не думаешь, что это все?

Я слишком разморена удовольствием, которое испытала. Так что даже не могу внятно ответить ему. Впрочем, Воронцову это и не нужно — он вновь начинает путешествие по моему телу. Сначала взглядом, затем губами, после подключатся и руки.

Наверное, не остается ни одного местечка, не зацелованного им. Я будто вся покрыта этим мужчиной — от макушки и до кончиков пальцев на ногах, которые каждый раз поджимаются от особенно страстного поцелуя в губы или чуть ниже, в шею, где прикосновения воспринимаются наиболее остро.

— Ты пиздец какая вкусная, мышка, знаешь?

Расфокусированно смотрю на него, не понимая, о чем он. Миша ухмыляется, и его пальцы скользят к развилке моих ног, ныряют ниже, проникая в меня и при этом задевая чувствительное место. Невольно вздыхаю и, поддавшись порыву, раздвигаю ноги шире.

— Какая ты хорошая девочка, — мурлычет босс. А затем этими же пальцами прикасается к моим губам. — Оближи, детка, да, вот так. Открой рот и… Блядь, Нелли, это так горячо, что я вот-вот позорно кончу, как зеленый пацан.

Его грубость вопреки всему не отталкивает, а наоборот, разжигает во мне возбуждение какого-то нового уровня. Я с энтузиазмом провожу языком по его пальцам, посасываю, мгновенно вспоминая ту самую картинку, которая стала последним шагом к оргазму в душе.

Миша едва ли не рычит и, убрав пальцы, набрасывается на мой рот — жадно, голодно. Его язык не просто таранит — он трахает. Подавляет, устанавливая свои правила. И вот его пальцы снова у меня между ног.

На контрасте они прикасаются очень осторожно, крайне аккуратно растягивая мою плоть, подготавливая. К чему именно, даже не осознаю — я вообще плыву по течению происходящего между мной и Мишей.

Я вся его в этот момент. Ничего в мире не существует — только мы с ним. Только наши тела, для которых есть свой уникальный язык ласки и желания.

— Хочу тебя, — хрипит Миша. — Хочу, малыш. Маленькая моя, потерпи немного.

С трудом усваиваю то, что слышу. Сначала чувствую странное давление между ног. А следом приходит боль. Она перекрывает все возбуждение, которое, казалось, сочилось из меня в каких-то невероятных количествах. Вскрикиваю. Всаживаю ногти в плечи