зато оперирует фактами. Правда, чаще всего сама по себе, потому что обычным людям с улицы тех фактов в жизни не найти. Почти все источники либо в архивах с суровыми пометками, либо в таких криптах, к которым доступ хорошо если три человека имеют. Так что к тебе претензий почти никаких. Только восхищение, пожалуй. Как сам думаешь, почему именно так бросал пищу и тушил огонь? - неожиданно спросил Артем.

- Да просто по-людски поступил, живность лесную подкормил, - не понял я.

- Если бы только живность, – задумчиво протянул он, не отрываясь от смартфона, – понимаешь, там место очень непростое. В тех краях последние лет девятьсот такой мрак творится – куда там русским народным сказкам. В войну немцы дивизиями пропадали. Французов и поляков вообще несчитано. У силовиков, что вояк, что ментов, туда перевод – это как проклятие какое-то. Недели не проходит, чтоб там или не заблудился кто-то, или труп не нашли. И тут приходит турист-пешеход, доходит до эпицентра. Не «почти до», а прямо в крайнюю засеку упирается. И выходит живым, на своих ногах, и даже в тот же день, что и зашёл. Только головка бо-бо, так, получается? – история из уст Головина звучала как-то тревожно. Прям пахла городскими легендами и седыми тайнами веков. Я бы про такое книжку почитал с удовольствием. А вот слушать этот подкаст про себя любимого было как-то... Не по себе, в общем.

- Да ты скажи, какая вина на мне, боярин? – попытался за шуткой скрыть растерянность я. Интонацию Иоанна Васильевича повторить удалось очень близко к оригиналу.

- Тамбовский волк тебе боярин, Волков, – Артем отыграл цитату обратно, – вам, интеллигентам, шуточки, а мог бы и семью осиротить. Давай поиграем в игру «Фантастические допущения, и возможная польза от них». Правила такие: я говорю факты и вероятные выводы. Ты или соглашаешься, или контраргументируешь. Истина найдется сама. Если повезёт, - казалось, в Головине говорил какой-то кураж, знакомый искателям приключений, закоренелым уголовникам и увлеченным учёным.

- Идет, – ну а что мне оставалось?

- Смотри: накануне или в самый разгар «осенних дедов» в крайне мутный лес приходит турист, – начал он.

- Осенних кого?, – не понял я.

- «Осенние деды», ударение на последний слог. День поминовения предков, своих в частности, и всех мертвых в целом. Не перебивай, – попросил Артём, – и вот этот турист впервые в известной истории кладет требы старым Богам и духам предков. Не свечки жжёт, а прямо угощает зерном, водой, мёдом и даже мясом. И ничего не простит – ни клад найти, ни силу, ни дар потаённый. Я бы на месте духов охренел бы, а ты?

- В таком ключе не думал, – признался я ошарашенно, – но пока спорить не с чем, все логично. Ну, насколько может этот бред вообще быть логичным.

- Тогда идем дальше. Прыгая с берега на берег ты условно путешествовал из мира живых в мир мертвых и обратно. Легко эдак, с шуточками и матерком, да?

- Ну, особо без шуточек. Я шест сразу взял, как с дороги сошел, так с ним и гулял. И через ручей с ним прыгал. Один раз ругнулся, да, когда встречный берег подмытый обвалился и я еле успел перескочить.

- Отлично. Задравший в корягу всех Богов в округе ручейный попрыгунчик поскальзывается, разевает пасть и сообщает сонмищу голодных и злых потусторонних всемогущих сущностей… Помнишь, хотя бы примерно, что сообщил? - интерес и азарт на его лице так и светились.- Дословно помню. «Твою в гробину бога душу мать-то», - я опустил глаза. Не самое распространенное ругательство, но что вырвалось — то вырвалось, спасибо Шукшину с его фильмами.

Головин заржал так, что я аж вздрогнул. Он прям хохотал. Одну руку прижал к щеке, а второй ткнул в мою сторону телефоном, типа, видали чудака? Продолжая ржать, он положил трубку на стол и утер выступившие слезы. При этом собрал лоб складками, а уголки рта опустил вниз, все еще чуть подвывая от смеха, как Де Ниро. Очень, кстати, был похож. Того и гляди, направит на меня кривой указательный палец и с коварной улыбкой скажет: «Ты! Нет, ну ты хоро-о-ош!»

- Я прошу эти слова занести в протокол, - отдуваясь, велел он, почему-то, чучелу с подносом, - находясь в аномальной зоне, в период крайне высокой ее активности, Волков сперва привлек внимание всех обитателей, а потом громко выразил крайнюю степень негодования, пригрозив охально изобидеть всю их родню по женской линии до смерти. А-а-а, ну ты даешь, Волков, - и он снова зашелся хохотом, только что не икая, - Хорошо хоть, ох, что берегиню тамошнюю гулящей женщиной не назвать ума хватило! Ну ты и ка-а-адр, Дима!

- Ты серьезно сейчас? Проржался, можешь нормально говорить? - во мне снова прорезался тот скучно-равнодушный тон. Артем, среагировав на него, мгновенно подобрался.

- Игра как называется? «Фантастическое допущение». Так что тут у нас все несерьезно. Но давай продолжать, - мало кто умеет так быстро восстанавливаться. Передо мной снова сидел прежний гранитный Головин с характерным прищуром, - тебя довели до крайней засеки, а потом ты почувствовал недомогание. Вместо того, чтобы утопиться, броситься на острый обломок дерева, сломать ноги и шею, как почти все до тебя, ты выходишь из леса живым и здоровым, так?

- Голова болела до самой ночи потом, а в остальном все верно, - ну да, так оно и было. Пока до дома доехал — все проклял, таблетки не помогали, а болело аж до черных кругов перед глазами. С зелено-желтым ободком.

- А через трижды семь месяцев ты внезапно разбогател и вот приходишь ко мне, чтобы поехать на Индигирку. Не история — сказка, - задумчиво проговорил Артем.

- Русская народная? - я влез с уточнением, но, чувствую, снова зря.

- Возможно, все возможно, - Головин задумался не на шутку, - но, скорее, с уклоном в национальный эпос олонхо и тенгрианство.

- Олон — кто?, - проклятая тяга к знаниям всегда не давала мне покоя.

- Олонхо. Это Иллиада, Одиссея и прочая Божественная комедия, только у якутов. Устное народное творчество. Ему, по скромным прикидкам некоторых ученых, может быть 5-10 тысяч лет, Артем явно думал о чем-то своем.

- Пять-десять — это серьезный разбег в рамках современной цивилизации, - только и смог пробормотать я.

- Не только в рамках