Дорогой Антон Владимирович,

Вчера был у меня Лоллий Иванович [Львов]: просили председательствовать на закрытом собрании в честь И.А. Бунина. Я и в самом деле захворал! Еще у Вас в понедельник чувствовал себя плохо, теперь сказался бронхит, говорю, как протодьякон, ломает всего, и т. п. И при сем продолжаю крючиться. Но не это меня удерживает от принятия предложения. Львову я сказал, – видите, какой я… сейчас сказать «да» – не смею. Сегодня узнал об отсрочке вечера. Из программы открытого, «театрального», заседания194 выясняется многое для меня, и это многое укрепляет правильность моего «пневматика», о чем Вы знаете. Что же – многое? А вот. Председатель Комитета по организации «театрального» чествования Бунина – проф. Н.К. Кульман195. Отлично. За его подписью я сегодня получил билет на чествование: – «Ваше место будет на сцене за почетным столом писателей». Хорошо. Вступительное слово – приветствие лауреату скажет В.А. Маклаков196. Ладно. Будет говорить, так сказать, дипломат. Затем хор, – «Слава», – чтение приветствий, пианист, слово И.А. Бунина197. И писатели за «почетным столом» почтенно будут сидеть, слушать, созерцать и… – дипломатично помалкивать198. Писатели лишены слова. Рот им завязан, дипломатично. Для чего же – писатели? Для гарнира, очевидно? Неудобно все-таки без писателей. И все же – удобней без писателей говорящих. Без них составлялась программа, так сказать явочным порядком, – каким-то, в печати не опубликованным, составом Комитета. Полагаю, что все это не без ведома И.А. Бунина. Писатели должны только присутствовать. Полагаю, что проект был представлен на утверждение, на одобрение, и виновник торжества начертал – «быть по сему»? Не без его же все это ведома? Что же сей сон значит? Разгадать не трудно: без «политики», без страстей, без «злобы дня сего», – чисто литературное (без писателей?) – с единственно говорящим – И.А. Буниным – как бы в духе «лиго-национальном», празднество. Без и вне России. Без упоминания – Боже упаси! – того, о чем поминать, по дипломатическим соображениям, недопустимо. Тем более, что представлять Бунина, по всей вероятности, будет представитель Французской Республики199. Так что, ясно, и празднество принимает как бы характер дипломатического. Что, понятно, как я сказал, не может быть неизвестно И.А. Бунину, и на что, по-видимому, он дал согласие. Все должно быть прилично, дипломатично, «нейтрально». Мы все – и писатели, и общественные деятели, тем самым вводимся в линию ди-пло-матическую, и должны выполнять составленную без нас программу, т. е. ей подчиниться, признать ее. Я лично не охотник до дипломатии и не люблю ходить по ниточке. Во мне вот загорелось чувство, и я, ломая «этикет», затребовал, было, слова, слова… – и, как Вы знаете, во́-время зачеркнул это требование. И тем самым избавился от неприятности – отказа: «следуйте программе». Хотят избежать возможных неудовольствий в сферах… особливо, если будет представлять посланник Французской Республики? Будет все тактично, прилично, необидно даже и «признанным»: «а, какие пай-мальчики», – скажут, – «следуют стезею тонкой, тихой, дипломатической». Итак: из общественно-национального, как будто, «событие» превращается в частное, в «приятный случай», в музыкально-разговорную беседу, приправленную адресами… – из коих, понятно, будут прочтены не все… «ввиду их многочисленности». Я и вообще-то не охотник до собраний, а до таких, где мне разрешают присутствовать на таких-то условиях, – и подавно. Очевидно, и лауреату легче и удобней – «без политики». Я уже не говорю о том, что это чествование приняло характер спектакля, платного, причем в печати не указано, куда же пойдет плата. Билет прислан мне, а Ольга Александровна, очевидно, во внимание не принята (что, кажется, противоречит «дипломатическим приемам», ибо на таковых, – приемах и празднествах, – обыкновенно, получают входные билеты и супруги «почетных званых»?). Ясно, что Ольга Александровна должна купить билет (я один не хожу никуда, и я не отделяю себя от жены) – а так как супруге «почетного лица» неудобно сидеть на галерке, то надо бы ей взять место, по высокой расценке… но на сие у нас средств не имеется. Еще одно: может быть, я и ошибаюсь, может быть, «сферы» тут не при чем, а переусердствовали «наши дипломаты»? Но это еще хуже.

Теперь – о главном: о «закрытом чествовании»200. Это как бы исправление допущенного «ляпсуса». Если Бунин одобрил программу театрального чествования, – ясно, что это отвечает его желаниям. И приглашение на закрытое чествование является как бы вразрез с его планом, с его нежеланием вносить «политику». Это своего рода будет втаскивание силой в праведники. Это уже чествование тишком, под сурдинку, может быть, даже – «с нотацией». В таком случае, пользы от всего этого никакой, а конфузу может быть с излишком. Не говоря уже о том, что это «наперекор и напролом» немедленно будет доведено до сведения, кому надлежит ведать, с достаточной разрисовкой и добавкой. Это также своего рода «неделикатность» и по отношению к Бунину. Ну, не хочет человек «во праведники»… – зачем же его силой-то! Он не мальчик, и сам за себя отвечает. При таком положении я решительно не могу согласиться председательствовать и выступать. Не говоря уже о том, – откровенно говорю Вам, – что явлюсь самой главной виселицей, на которую будут вешать всех собак, самых разнокалиберных пород и мастей. Если бы это ограничилось только Вашим «Чичиком» – куда ни шло, но тут может дойти и до пудового кобеля. А если еще я не попаду на «театральное празднование», то уж такое разрисуют, что и не приснится. И без того уж я для иных – муха в молоке. С меня довольно. Для нашего, родного, из всего этого пользы ни на полушку, а конфузу прибавится: опять-таки «раздвоение», развал. Не следует давать лишнего повода. Пусть торжество проходит в театрально-дипломатической обстановке, не нами сооружаемой. История эмиграции, равно как и литературы, это событие отметит. Для чего же ей отмечать, как насильно тащили человека, – умного человека, – во праведники, и что из этого вышло? Мое мнение, решительное, – закрытого собрания не делать: ибо, если в Елисейских Полях будет хотя бы вид чествования, с отчислением остатков на то-то и то-то, то в катакомбном чествовании, при нежелании «грешника» исправиться, будет лишь покушение с негодными средствами на неподходящий объект. Придут с горохом и будут об стены щелкать. Если бы И.А. Бунин захотел, т. е. хотел бы видеть в «премии», событии литературном, – в нормальных условиях, – событие над-литературное, в страшных условиях обрешенности русской, всяческой, – он давно бы нашел то или другое слово или жест, чтобы это «над-литературное» проявить. Этого пока не случилось. И посему,