– Хочешь сказать, что Нюрка после того в койку к нему легла? – с досадой процедил Антоша.

– Легла и довольно долго ее грела.

Антоша прорычал:

– И что потом?

– Потом, как это часто бывает, Бородкин Нюрке в подпитии про ваш с ним уговор и рассказал…

– Вот сука! Обещал же…

– Ничего в том удивительного. Бывало это, и не раз. Люди в постели после любовных утех много чего друг другу рассказывают, но на этом мы еще остановимся. Так вот, Бородкин после того, как его опера Жуткого накрыли, в гору пошел, замначальника райотдела стал, но как-то раз сам на задержание пошел и пулю схватил. Так что от Бородкина тебе, как ты понимаешь, подлянок ждать не стоит.

– Я в курсе, – буркнул Хрящ, а незнакомец продолжил:

– Вот и славно. Так вот, еще до того, как Бородкин погиб, он уже охладел к Нюрке. Та же нового себе хахаля нашла и уже ему про твой договор с Бородкиным рассказала: и про девчонку на остановке, и про то, как ты операм на Гору настучал.

Рассказчик сделал паузу, Антоша шмыгнул носом:

– Все ясно, продолжай!

– Ну вот и ответ на твой вопрос: от этого очередного Нюркиного хахаля я эту историю и услышал.

– Имя того хахаля знаешь?

– Знаю, но тебе не скажу.

– И чего нам тогда с тобой договариваться? Захочет этот Нюркин хахаль меня сдать, и сдаст…

– Не сдаст.

– Неужели тоже зажмурился?

– Нет, живее всех живых, но тебе не опасен. Этот тип как рыба молчать будет:

– Ой ли?

– Будет.

– Потому что ты и с ним договорился? Ты и про него что-то эдакое знаешь?

Незнакомец беззвучно рассмеялся:

– Я много про кого кое-что знаю!

Антоша хмыкнул:

– Не сомневаюсь.

– Идем дальше: хахаль Нюркин жив, а вот она сама – нет. Кто-то из Гориных дружков за то, что она с Бородкиным кувыркалась, Нюрку вашу на небеса отправил…

– Не на небеса, а в ад! Туда этой гадине и дорога.

Незнакомец укоризненно покачал головой.

– Итак, Бородкина и Нюрки больше нет, хахаль бывший будет молчать, поэтому только я теперь тебе опасен. Так что есть ли тебе резон со мной договариваться или нет, сам решай.

– Говори, что надо! Гошу, как ты сам сказал, мне больше искать не нужно…

– Зато нужно, чтобы ты дружка моего в покое оставил.

Антоша насторожился:

– Что за дружок?

– Петя Желудь! Да-да. Знаю я, что так же, как Нюрка от Бородкина про твои огрехи узнала, ты от Юльки Косой про Желудя узнал.

– Узнал, что Желудь стукач?

Незнакомец подался вперед:

– Если он стукач, то ты тогда у нас кто?..

Антоша потупился.

– Ладно, понял я все!

– А если понял, то навсегда оставишь дружка Петьку в покое, а еще свалишь из города прямо сейчас. А если не свалишь, все псковские блатари: Мурлыка, Лях, Рамзес и Каркуша, – когда собеседник начал называть всем знакомые имена местных авторитетов, Антоша застонал, – узнают про тебя все, что я про тебя знаю!

– Ладно, хватит! – Антоша трясся как осиновый лист.

– Не дрожи. Делай, как я говорю, и будешь цел. Ты хотел в Москву податься, но теперь путь в столицу для тебя закрыт. Анжуец, если узнает, что ты не помог ему Гошу найти, может на тебя затаить обиду. Так что путь у тебя теперь другой! – Мужчина вынул из кармана две помятые бумажки.

– Что это?

– Билеты до Кисловодска, брал для себя, но не пригодились.

– Экий ты добрый!

– Добрым бываю редко, но тебе сегодня везет! Поезжай на Кавказ, подлечи нервишки и желудок, а про Желудя раз и навсегда забудь.

– Давай свои билеты, – со вздохом проговорил Желудь.

Он сунул билеты в карман и напоследок спросил:

– Слышь, дядя… теперь, когда мы с тобой все порешали, может, покажешь свое лицо?

Мужчина сдвинул шляпу на затылок и сорвал с себя кашне, Антоша отшатнулся. С майором Зверевым до сей поры Антоше общаться не приходилось. Однако он не раз видел его издали и со слов приятелей знал, что таким, как он, встреча с этим человеком не сулит ничего хорошего. Желудь вытер ладонью губы и прохрипел:

– Знаю тебя! Ты Зверь. Про тебя многие судачат.

– И что судачат?

– Говорят, что тебя даже матерые мазурики как огня боятся!

Зверев беззвучно рассмеялся.

– Считаешь, что зря боятся?

– Не зря! – хмуро ответил Антоша, повернулся и поплелся в сторону города.

Глава пятая

Накануне вечером

Когда Хрящ отправился на поиски Гоши, Юлька Кочина закрылась в комнате и тряслась от страха. Ее новые постояльцы долго сидели в ее доме на кухне. Птаха пил мало, Дуплет же выжрал один не менее двух бутылок «Столичной», полез было к Юльке, но Птаха его тут же угомонил. Когда Дуплет стал тискать Юльку за бока, Птаха просто-напросто рванул приятеля за рукав и точным ударом в скулу отправил в бессознанку. После того как Дуплет рухнул на пол, Птаха оттащил его в спальню и уложил на кровать. Заверив Юльку, что ей больше ничего не грозит, а Дуплет назавтра ничего не вспомнит, Птаха развалился в кресле и уснул. Юльке же пришлось доставать себе из шкафа старый матрас и коротать ночь на кухне на полу.

Наутро, не дождавшись, когда ее «гости» проснутся, Юлька наспех умылась и тихо вышла из дома, не заперев за собой дверь. Проходя мимо набережной, она зашла в бакалею, купила две пачки «Казбека», бутылку «Столичной», хлеб, пучок зеленого лука и несколько плавленых сырков. Добравшись до Любятовского рынка, Юлька развернула свою торговлю.

В этот день народу меж прилавков было немного. Как всегда, выложив на прилавок серебристых щук и золотистых лещей, поставляемых Юльке ее дядькой Степаном Кочиным, Юлька зазывала покупателей и часто-часто, не отходя от прилавка, смолила «Казбеком». День был не базарный. Покупатели проходили туда-сюда, время от времени смотрели товар, приценялись, нюхали рыбу и, как правило помотав головой, убирались восвояси. За весь день Юлька продала лишь одну щуку и трех лещей, но сегодня не это ее в большей степени расстроило. Унылое настроение базарной торговки сегодня было вызвано прежде всего тем, что она, несмотря на все свои усилия, так и не смогла выяснить ничего про того самого Гошу, которого разыскивали Птаха и Дуплет. Накануне, после того как в ее доме остановились двое московских визитеров, ее драгоценный Антоша буквально умолял Юльку помочь ему с поисками.

За день Юлька сумела переговорить с несколькими своими товарками по рынку и с тремя постоянными покупателями: Мишей Хохлом, Макаром Волковым и красномордой Дашкой Седельниковой, работавшей