– эриль побелел. Он стоял возле дуба, вытянувшись, как на военном смотре, напоминая скорее гипсовую статую филигранной работу, чем живого человека.

Аудун понял, что рунический шаман никогда не приносил людских жертвоприношений. В отличие от него самого.

Традиции нордманов были суровыми, но подобные ритуалы претили их родовому закону. На миг Аудуну стало жаль эриля, ведь он собирался заставить его, в буквальном смысле – заставить, прибегнуть к запретному колдовству, к заигрыванию с силами, что лежали выше его понимания. Но иначе Аудун не мог. Не мог упустить возможность добраться до своего врага и выспросить с него за все.

– Скорее! – вновь зашипел Аудун, неотрывно глядя на Лейва глазами, в которых желтизна золота сменилась белизной солнца. – Он умирает. А если умрет – я приведу к тебе следующего. И так будет, пока ты не проведешь ритуал!

Жестокие слова заставили Лейва взял себя в руки. Он перестал трястись от ужаса и кивнул, видимо осознав, что воин не шутит и действительно будет убивать трэллов Вёлунда одного за другим, пока эриль не сделает то, что от него просят. Хотя трэллов тут не так уж и много, они видели всего двоих, и за кого возьмется Аудун потом?..

Эриль подхватил с земли рассыпанные камешки с рунами и сгрузил их в один из многочисленных мешочков на поясе. Не сел – упал на колени, вскинул голову, пытаясь что-то увидеть в небе сквозь дубовую крону. Затем кивнул сам себе, его губы беззвучно зашевелились.

Лейв достал из-за пояса нож, особый нож с рукоятью из дерева, что растет далеко на севере, и с черным будто стеклянным лезвием. Он посыпал нож резко пахучим порошком и стал выводить им знаки на земле. Из под его руки выходили идеально ровные линии, сплетавшиеся в невообразимые геометрические узоры. По углам треугольников и в центре кругов эриль вписывал тайные ставы, некоторые были знакомы Аудуну, другие заставляли сердце биться чаще в приступе благоговейного страха с примесью непередаваемого восторга. Он смогразобрать несколько гальдрамюндов, и даже отдельные руны – Хагалаз, Турисаз и Соул.

Лейв склонил голову, осматривая рисунки на земле, затем резко поднялся и кивнул Аудун. Тот плавно уложил трэлла на землю рядом со ставами эриля, и убрал руку с его горла. Алые струи тут же ударили во все стороны, толчками выбиваемые из агонизирующего тела. Эриль с посеревшим лицом, не выражавшим ни единой эмоции, коснулся недрогнувшими пальцами шеи умирающего трэлла и перенес несколько капель его крови на свой рисунок. Он обвел кровью один знак, затем взял еще алой влаги и обвел следующий.

Аудун был прав. Силы тут оказалось с избытком. Ибо он принес наивысшую жертву – жизнь другого. Смертному неминуемо пришлось бы отвечать за подобное деяние. Но не ему.

Наконец, эриль закончил обводить символы кровью трэлла. И пока в том еще теплилось немного жизни, он уверенно вогнал свой ритуальный нож ему в сердце. Оказалось, что нож, выглядевший довольно хрупким, в прочности не уступал стальному. Шаман быстро раскромсал грудную клетку трэлла, сунул туда руку и извлек его сердце, уже переставшее перегонять кровь по телу, но все еще продолжавшее бессмысленные конвульсивные сокращения.

Лейв сделал это так быстро и точно, что Аудун даже засомневался – а действительно ли шаман никогда прежде не проводил подобных ритуалов? Тут же вспомнилось что-то о родовой памяти, которая обычно приходит на помощь там, где не хватает знаний.

Эриль положил сердце трэлла в центр системы ставов, затем протянул окровавленную руку к Аудуну. Воин не шелохнулся, он не был чародеем, несмотря на все свои умения и знания, никогда не обладал подобными талантами, но неплохо понимал суть таких вещей. Поэтому он не отстранился, когда Лейв коснулся его лба, чертя на нем кровью руну Ансуз. Такую же руну он мгновением позже начертил на сердце трэлла, но уже – ножом.

– ...эйтт скильди, – шаман закончил ритуальную фразу и обернулся к Аудуну. Его глаза, все еще белые точно лед, переполнял животный ужас.– Врата в Утгард открыты. Да сохранит нас Всеотец.

Глава 12. По ту сторону

Окружающее пространство, стремительно утопавшее в вечернем сумраке, подернулось знакомой рябью, вызывавшей во всем теле инстинктивное отторжение. Огромный дуб, раскинувший над ними свои широкие ветви, натужно треснул и изогнулся, выворачиваясь на изнанку. Его листья, и без того немногочисленные на стыке сезонов, стремительно свернулись в грязно-желтые трубочки и почти все опали на землю, уже покрытую скрипучей белесой трухой.

Строения вокруг выцвели и покосились, яркое пламя в кузнечной жаровне опало и со злобным шипением угасло. Наковальня подернулась разводами ржави, огромный пень, на котором она стояла, захрустел и покосился, но чудом удержал свою ношу. Аудун поднял голову – сквозь ломкие безжизненные ветви без листьев теперь легко просматривался небосвод, по которому бесконечной пеленой неслись багровые облака.

– Лимб, – прошептал он, в голосе его смешались отвращение и восхищение. Он обернулся. Лейв осматривался с раскрытым ртом и глазами – с колесо телеги каждый. Гуннар и Регин вели себя сдержаннее, но и они, по всей видимости, впервые оказались в этом месте. Асвейг уже натянула тетиву на лук и подозрительно осматривалась. Один лишь Вёлунд не изменился в лице. Он тоже не раз бывал в этом жестком и неприветливом месте.

Аудун сразу понял, где его враг. Вдалеке на западе он увидел сияние, увидел его не глазами, но своим сердцем, полным ненависти и жажды мщения. Сияние было настолько ярким, что превосходило даже его собственное, но при этом казалось приглушенным, прикрытым полупрозрачной пеленой.

Этот маяк он не потеряет, нигде и никогда.

Не сказав ни слова, Аудун двинулся на запад, через прямую как стрела просеку. Он знал, что в Лимбе пространство подчиняется иным законам и порой расстояние, которое в реальном мире не преодолеть и за неделю, здесь можно пройти меньше, чем за минуту. Он очень надеялся, верил в то, что судьба снова улыбнется ему и он успеет добраться до своего врага прежде, чем колдовство эриля потеряет силу.

За его спиной сердце, вырванное из груди трэлла, почернело и начало биться. Оно пульсировало в рваном хаотичном ритме среди жутких переплетавшихся ставов, которые видели и тем более – рисовали совсем немногие из когда-либо живших. Сила, заставлявшая его существовать в состоянии, извращенно имитирующем жизнь, растекалась в окружающий мир, с каждым мгновением приближая возвращение в Мидгард. Поэтому Аудун ускорился, он уже почти бежал через лес, не отрывая взгляда от горизонта,