– Неплохо, – одобрила она, заглядывая через дверь, будто не видела на тысяче фоток, как он с детьми резвится на выстриженном газоне.

Джереми вернулся к холодильнику и начал выкладывать продукты на рабочий стол – буханка хлеба, два яйца, ломоть, как поняла Портер, ее собственного сыра. Он думал о ней прежде, чем она появилась перед его клиникой! Интересно, а снилось ли ему, что рядом с ним спит она, а проснется – он в объятьях женушки? Джереми склонился к Портер – достать сковородку, потом поставил ее на печку. Она стояла рядом, их тела почти соприкасались боками, и смотрела, как готовятся яйца.

– Ну, Портер, – произнес Джереми. – С чем пожаловала?

Портер задумалась. Секса у нее не было давно, больше года, такая засуха в ее взрослой жизни – впервые. Ее тело все разрасталось, а появится ребенок – будет ли ей до свиданий? Портер знала – именно это, в числе прочего, беспокоит ее маму. Мама страшно переживает, что она на такое пошла. Кто знает, как все изменится с материнством – что произойдет с телом, не пропадет ли интерес к сексу, да мало ли. Как переехать в другую страну, понимая – назад пути нет. В самом ближайшем будущем вся ее жизнь переменится, а как именно, тут ее фантазия пасовала, точно так же она не могла представить, что есть жизнь после смерти. И, стоя на теплом утреннем воздухе, Портер знала, с чем пожаловала, все разворачивалось прямо сейчас, в эту самую секунду.

Джереми переложил готовые яйца на хлеб.

Это не свидание, свиданий не было давно. Она стояла рядом с Джереми и смотрела прямо перед собой, на еду, желудок урчал от голода – и вдруг протянула руку и коснулась Джереми ниже спины. Джереми, с ножом в руке, закрыл глаза. Он выпустил нож на стол и потянул руку Портер к своему животу, прижал к своей хлопковой футболке. Ничего неожиданного, если считать последние двадцать лет периодом медленного ухаживания, или сбросить со счетов два последних года, прогнать их, как дурной сон.

– Х-мм, – промурлыкала Портер.

– Х-мм, – промурлыкал Джереми в ответ и направил ее руку ниже, пока она не добралась до его восставшей плоти.

И вот они уже целуются, уже срывают друг с друга одежды с такой скоростью, будто рядом стоит тренер с секундомером. Его жаждущий язык неуклюже скользит в ее рту, туда-обратно. Хорошо, что в открытую дверь во дворик и окна струится свет. Она лизнула его в пупок, не удержалась. Дома у Джереми – куда круче, чем в чистеньких гостиничных номерах, где ты по определению временно. У него дома – так в клипе группы «A-ha» из мультика вдруг выходят живые музыканты. Это – по-настоящему.

– Ты… – начал он, глядя на ее живот.

– Беременна, – довершила за него Портер. – Сама по себе. – Ей не хотелось, чтобы он задал ей этот вопрос, чтобы подумал, что у нее кто-то есть – смешно такое представить, но тем не менее.

– Понятно, – сказал Джереми. – Прекрасно выглядишь, Портер. Черт. Я вполне серьезно. Значит, могу обойтись без резинки?

Портер задумалась.

– Да, суй как есть, вперед, пока я не передумала и не задаю никаких вопросов.

Второго приглашения Джереми не требовалось. Спина ее коснулась тканого коврика – приятное ощущение! – тут она вспомнила о ребенке и перевернула Джереми, оседлала его сверху. Оргазм наступил быстро, Джереми трепетал под ней. Портер подняла колено, он откатился и перетащил ее на диван, там положил на спину и устроился рядом с таким изяществом, что она рассмеялась.

– Ну ты мастер, – похвалила Портер. – Извини, что я беременная, как-то странно, да? В смысле, я извиняюсь не за то, что беременна, я счастлива, что беременна. Просто надо было об этом сказать до того, как я содрала с себя шмотки.

– Беременность – это когда девять месяцев без ребенка. Все нормально.

Конечно, такой опыт у него уже есть. С одной стороны, сознавать это приятно, а с другой, как-то обескураживает, что с беременной он уже трахался. Зачем нужен брак, Портер не очень понимала, в чем винила мать. Или скорее смерть отца, после которой мать с легкостью стала жить одна. Потеряв отца, Портер еще не освободилась от юношеского эгоизма, когда воспринимаешь родителей только по отношению к себе, а не друг к другу. Родители были привязаны к своему дому, и всех членов семьи ждала какая-то новая жизненная фаза. Портер вдруг впервые по-настоящему пожалела мать – Астрид пришла бы в ужас, еще больший, чем сама Портер, узнай она, что вытворила ее дочь на кухонном полу в доме Фогельмана.

Портер всегда считала, что ее семейная жизнь будет похожа на жизнь родителей – все нормально. Они ругались, но только иногда. Были ласковы друг с другом, но только иногда. Закатывали глаза за обеденным столом, оставляя свару на потом, когда детей поблизости не будет. Казалось, это и есть главная цель: рядом человек, который помогает тебе жить насыщенной и полной жизнью, чье лицо тебя устраивает, с кем ты можешь прожить хоть полвека и не выбросить друг друга из окна. Ники свой брак превратил в художественный проект, а Эллиот – в тюремное заключение. Легко посчитать на пальцах одной руки женатые пары, чьи отношения Портер восхищали, все больше знаменитости (кинозвезды Мэл Брукс и Энн Бэнкрофт, Барак и Мишель Обама), впрочем, кто знает, что у них происходит за закрытыми дверьми?

Портер взглянула на Джереми – почему она отказалась выйти за него, когда им было по двадцать? Одна причина – молодость, слишком рано. Вот и выбрала, курам на смех, вот она – твоя самоуверенность! Мол, еще выстроится к ней очередь жаждущих, как в телешоу «Холостяк», когда из картонного лимузина один за другим вылезают претенденты на руку и сердце. Нынешнюю спальню Джереми Портер не видела и представила спальню его отрочества, наверху, у лестницы в родительском доме, с плакатами баскетболиста Патрика Юинга и актрисы Памелы Андерсон в сериале «Спасатели Малибу». Его дети, уже здоровенные мужики с огромными рюкзаками и визитами к стоматологу, ее никак не волновали. Это было что-то потустороннее, все равно что ей родиться парнем, или с тремя глазами. А жены сейчас нет, и Портер вытолкнула ее за пределы своей галактики. Место в ее теле ограничено. Беременность – штука непредсказуемая, тут тебе море неожиданностей, побочных явлений, да и еще бог знает каких последствий. Портер чувствовала связь со всеми жившими до нее женщинами и в то же время была первым человеком на земле, с которым это происходило.

– Так зачем я тебе все-таки понадобился? – вновь спросил Джереми, наполовину зарыв голову в одеяло у нее на коленях. – Мать честная, как я по тебе скучал, Портер.

Портер погладила его шею, провела по гладкой кривой вдоль позвоночника.

– Я тоже по тебе скучала.

Собака – Портер помнила, что ее звали Джинджер – проснулась, забрела на кухню и влажным носом ткнулась в ладонь Портер. Портер закрыла глаза и представила, что все здесь принадлежит ей: собака, дом, ребенок. Может, такое еще возможно? Фантазии, конечно, однако Портер знала: это ее последняя возможность пофантазировать. Скоро придется следить за формой, держать голову прямо, ограничить себя в конфетах, экранном времени, не шляться допоздна – да мало ли ее ждет сюрпризов, о которых никто и никогда не слышал? Сейчас она еще – это она, сама по себе, отвечает только за себя. И если захотелось потрахаться с бывшим на полу в его кухне – так тому и быть. Портер не верила, что на все в жизни есть своя причина, чушь собачья, но в наличии причинно-следственной связи не сомневалась. Ее мама влюбилась, не задумываясь о последствиях, Портер встретила лучшую подругу юности, в итоге она оказалась возле клиники Джереми, потом его машина отвезла ее к нему домой, а потом их тела сплелись, как бывало и прежде, и им было хорошо, и вот они здесь, проживают эту самую минуту, – а вдруг это начало, вдруг по крайней мере приоткроется дверь?