Шрифт:
Закладка:
Сонная ламия подняла из корзины свою голову, протирая глаза, и проходясь глазами по комнате. Конечно же, она сразу заметила Лин. Её глаза в этот момент расширились, а рот растянулся в улыбке. Ушки и кончик хвоста яростно затряслись.
— Лин! — закричала радостно Анаэль, — Лин!
Дух повернулась к ламии и улыбнулась. Анаэль же повела себя совершенно неожиданно, резко вылезая из корзины. Абсолютно голой!
— Стой! — крикнул я ей, — Сначала накинь свой платок!
Анаэль, всё же поняв, в каком постыдном образе предстала перед нами, сразу же спряталась обратно в корзину.
Глава 13
Убогий дом
Таури проснулся. Сидя, поджав к телу колени на сложенной шкуре, он открыл глаза, в которые сразу же бросились светящиеся зелёным бутоны цветов. Ему сразу же стало понятно, где он находится. В этом доме…
— Таури, — будила его мать, стоящая за спиной, — Просыпайся, отец вернулся.
Челюсти Таури слабо раздвинулись, выглянули зубы, челюсть мелко задрожала.
— Встаю.
Настроение у Таури было ужасным. Уйдя с обещанием в сердце, в итоге с позором вернулся. И сейчас, словно нашкодивший ребёнок, будет вынужден слушать выговор родителя.
Встав с места, он ступил на глиняный пол.
«Нормальные расы строят дома из камня, а мы из грязи. Словно признаём, что только в ней и можем жить.»
Оглядев, по его мнению, грязную комнату, ему стало ещё противней. Всё примитивно: окна без стёкол, лишь со ставнями, глиняные стены и пол, растения прямо посреди комнаты. Конечно, они же не могут позволить себе нормальные кристаллы и вынуждены пользоваться этим. Он чувствовал, как местная атмосфера душит его, не позволяя нормально дышать. Босыми ногами он поплёлся к двери вслед за матерью.
Когда он вышел на улицу, то ощутил отвращение к этой грубой протоптанной и влажной земле. Он брезговал эту грязь, однако был вынужден идти по ней, по этой узкой дорожке, проходившей через всю деревню. Деревню в лесу, который не позволял ему нормально дышать. Деревья и трава, растущие тут и там, отбивали всякое желание продолжать путь.
Пение птиц раздражало Таури. Он бы с радостью выгнал их всех из этой убогой деревни, лишь бы избавиться от этого звука. Вероятно, он вынужден будет жить в этом месте до самой кончины — мерзкая мысль, что не давала ему покоя.
Лишь раз, но Таури бывал в городе. И он мечтает о том, как было бы хорошо жить там. Поскорее покинуть этот угнетающий мир, чтобы войти в новый. Мир полный шума, суеты и разнообразия. Идти не по пыльной земле или грязи, а по вымощенной камнем дороге.
Но в этом месте… Каждый новый день для него становился ещё более невыносимым, чем предыдущий. Он чувствовал, что его жизнь останется без перемен до тех пор, пока он будет жить здесь.
— Таури, — услышал он рассерженный голос… отца.
Он поднял с земли взгляд, посмотрев на аргилэ перед собой.
После его ждал выговор.
* * *
После трогательных и слезливых воссоединений маленькой ламии и духа…
— Почему не предупредила нас, когда уходила? Где была? Куда ходила? А зачем? — допрашивала Анаэль её.
Лин же отворачивалась от ламии, отводила взгляд и отползала на четвереньках.
— Ну ра~сска~жи~, — растягивая гласные, — Мне инте~ре~сно~…
Ламия забралась на голову Лин, которая уселась у стены уткнувшись лицом в прижатые к телу коленки, и начала тыкала ей полбу указательным пальцем.
— Муа ам уу-уу! (Это секрет!)
— Ну Ли~и~ин…
Я же, сидя на глиняном полу, наблюдал за этим, поглощая с помощью деревянной ложки пищу из деревянной тарелки, заедая её местным хлебом. Салат из каких-то зелёных листьев с ярко-красными жилками, каким-то красным и мелконарезанным плодом, по вкусу напоминающим морковь, а за счёт листьев ставший очень сладким.
Улыбка при наблюдении за этими двумя не сходила с моего лица. По груди разливалось тепло, заставляя сердце биться сильнее.
Видимо, за то короткое время, что мне довелось провести с ними, я умудрился сильно привязаться к девочкам.
— Милота, — прошептал я про себя и положил на пол тарелку, — Анаэль?
— Ммм? — подняла голову ко мне Анаэль, — Что?
— Я оставил тебе поесть, в тарелке лежит.
— А. Хорошо!
И продолжила донимать вопросами Лин. Она удивительно настойчивая, уже минуты три это продолжается, а уговоры до сих пор не перешли к «Не скажешь, я обижусь!», а лишь топчутся на «ПОЖАЛУЙСТА».
Но стоило мне лишь подумать об этом, как змейка сказала:
— Ну ладно! Не очень-то и хотелось! — отвернулась в итоге Анаэль, скрестив руки, сидя на голове у духа, — Пойду кушать!
Дух лишь вздохнул в облегчении.
Спустившись с головы Лин по прижатым к телу коленям, Анаэль подползла к тарелке, встала за неё, повернулась к месту, откуда только что пришла и начала есть, при этом укоризненно глядя на девочку-духа.
… Уверен, она так достаёт Лин не из вредности. И даже не из любопытства. Точнее, не только из любопытства. Она делает это потому, что очень переживала за подругу, которая так неожиданно пропала вчера. Возможно, сейчас она злится как раз из-за этого.
Я медленно, кряхтя, поднялся с глины, разминая уставшую спину, слушая хрустящие колени и стопы. Мышцы ног болели так сильно, что тут же захотелось присесть. Но всё же я тут же пошёл, куда планировал — на улицу. Медленно, не спеша, чуть ли не хромая и кряхтя через каждый шаг.
— Ухх… Я посижу на улице, за дверью.
Лин посмотрела на меня, а прожигающая её взглядом ламия промолчала, продолжая есть.
Просто подышу воздухом, посмотрю, как живут аргилэ. Далеко отходить не буду.
Рядом с дощатой дверью была глиняная скамейка, являвшаяся с домом одним целым. На неё я и присел. Присел МЕДЛЕННО И НЕ СПЕША, в итоге, откинувшись на глиняную стену, чувствуя её утреннюю прохладу спиной.
— … Писец.
Я закрыл глаза, глубоко вдохнув прохладный утренний воздух, ощущая освежающую прохладу на лице и в лёгких. Воздух, заполненный ароматами леса и трав, проникал в меня, наполняя кровь кислородом, позволяя почувствовать лёгкость и свежесть.
Как же иногда прекрасны могут быть такие простые утренние моменты.
Тишина и спокойствие, пение птиц и шелест листвы на ветру — я наслаждался всеми проявлениями этого живого леса.
Мои глаза открылись, и в кронах деревьев я увидел, как слабые солнечные лучи пробиваются сквозь влажную листву, как там пролетают
