которые им озвучивает командование, то российские просто стреляют. Иногда в одну сторону, иногда - в другую. Понять зачем именно невозможно. Самое начало войны, конец февраля, но все «бойцы» либо со своим снаряжением, либо со снятым с трупов. Главному герою выдают бронежилет и каску, которые сняли с «еще тепленьких». На фронте уже есть карикатурный депутат, приехавший показушно воевать, а, рассказывая о «бойцах Сомали», «ополченец-волонтер» говорит, что «а кто-то и по мобилизации загремел» (на дворе февраль, до мобилизации еще семь месяцев). В эпизодической роли появляется «военкор» Семен Пегов и с его появлением сериал теряет даже намек на правдоподобность - даже капустником не назовешь. Но самое, пожалуй, любопытное в «20/22» вот что. Видимо понимая, что эффективной военная пропаганда становится только в том случае, когда герои побеждают крутых врагов, а не карикатурных, авторы придумают «азовца» Павло. Человека по-своему благородного, с драматической, если не сказать трагической судьбой. Но поскольку господь не выдал авторам таланта, то их задумка работает не так, как предполагалось: к финалу Павло оказывается и единственным, похожим на человека и вызывающим сочувствие героем, и единственным героем сериала с внятной мотивацией («я в 2014 присягу не нарушил, а вы - предатели»). В результате первый z-сериал оказывается в чем-то даже хуже первого z-фильма. Тоже, в общем, результат.

  Ivan Philippov - посмотрел за вас первый z-сериал 22/20.... | Facebook

March 10, 2024 06:15

Ирина Лукьянова - Вы хотели подробностей о новой экранизации... | Facebook

В новом «Онегине» условность не обозначена даже так, как она обозначена в самом «Онегине»: не роман, а роман в стихах – дьявольская разница. Уже то, что герои разговаривают и пишут стихами, что Онегин дружит с автором, что автор хранит у себя письмо Татьяны, а в любой подходящий момент бросает сюжет и пускается в рассуждения и воспоминания, то ироничные, то меланхоличные, то ностальгические – уже изрядная доля условности. Сарик Андреасян эту условность снимает начисто, оставляя какую-то суровую, паучью серьезность. Музыка рвет страсть в клочья. Почти все стихи переводятся в прозу – потому что люди стихами не говорят, так что у нас кино про жизнь как она есть и про страсти роковые. Оно, конечно, дворяне девятнадцатого века не говорили и так, как им приписывает сценарист «Онегина» - «Евгений, удостойте меня ответом» (это Зарецкий говорит, ожидая ответа Онегина на вызов), «Моншер Гильо, иди сюда, ты нам потребен. Позвольте представить, - моншер Гильо, честный малый, мой друг и секундант». Разницу между моншером и мосье тут никак не учитывают, равно как и разницу между барыней и барышней (зашедшую в дом Онегина Татьяну его слуга зовет барыней), между княжной и княгиней (Онегин в финале идет с визитом к Татьяне и ее мужу – и, узнав, что князя нет дома, вопрошает, дома ли княжна, имея в виду Татьяну). Вообще разговаривают тут персонажи или пушкинским текстом, перепертым на язык родных осин (привычка – великий дар, она может заменить счастье), или, если вмешивается сценарист, на том странном языке, над которым когда-то смеялся еще Алексей Толстой: «Граф, - сказала графиня, - мерси вас за хлеб и за булку». Так русские дворяне разговаривают во всех отечественных сериалах из истории – ну примерно так же, как следователи, преступники, менеджеры и олигархи. Я не записывала, мне было скучно. Ну что-то в духе «давайте порешаем этот вопрос». Новый «Онегин» так плох, что над ним очень легко глумиться; написать смешную рецензию было бы куда легче, чем осмысленную. Смешную мне неохота. Пушкин бы написал смешную, я уверена. Он бы ржал от всей души, да еще бы и друзей сводил на это кино – ну хотя бы из тех же соображений, из каких Моцарт приводит к Сальери уличного скрипача. И совсем не хочется вставать в позу Сальери и восклицать «мне не смешно, когда маляр негодный мне пачкает мадонну Рафаэля». Пушкин бы не одобрил. Тем более, что время от времени мне было смешно. Но чаще неловко. В позе «фейспалм» я пробыла примерно два часа из двух с половиной, которые идет фильм, иногда выглядывала сквозь пальцы, но потом опять восклицала «ахти», чтобы не воскликнуть вслух чего-нибудь такого, что нельзя говорить и публиковать учительнице литературы. Я же пошла смотреть кино, потому что девятый класс спрашивает моего мнения. Ну вот делюсь. На первый взгляд – все очень аутентично. Усадьбы, дворцы, музейные интерьеры, из которых на секунду выставили смотрителя и внесли стол с едой; усадьбы несомненно настоящие, анфилады самые что ни на есть те самые. Правда, Татьяна с мужем живет в Елагином дворце, Ларины угнездились в Петровском, в кадр попадает аллея в Михайловском, в какой-то момент карета катит под арку Генштаба в Питере; под аркой сидят торговки овощами, продают ярко-красные яблоки и тыкву баттернат сквош. Усадебный дом Онегина я не узнала, он больше похож на загородный дворец. Бал - не где-нибудь, а прямо в Зеркальном зале Екатерининского дворца в Царском Селе. Татьяна берет у Онегина с полки русское издание Данте Алигьери (интересно, чье издание и перевод). Герои пишут письма, в произвольном порядке расставляя еры и яти – скажем, Онегин пишет «васъ», но «Онегин». Работа костюмера просто изумительна: Татьяна почти всегда одета не по погоде и не по моде своего времени; по большей части на ней надето что-то каренинское (вот хоть черное бальное платье). Кстати, и сам типаж актрисы – скорее уж каренинский. Но проблема даже не в этом, а в том, что лицо актрисы Лизы Моряк абсолютно неподвижно. Только в начале она свирепо зыркнула на Онегина при первом знакомстве, как обычно зыркают в современных сериалах Стервозные Богатые Героини на Главных Героинь в Обличье Скромниц. Эта Татьяна не любит, не страдает, не надеется, не мечтает, ее лицо в любой ситуации выражает абсолютный крещенский холод (кроме ситуации ночного кошмара: тут она истошно орет). Оленька более удачна, пока не выбрасывает письмо Ленского и не превращается в расчетливую искательницу лучшей доли; уезжая с мужем в гарнизон, она и Татьяне советует поскорее выбираться из деревни. Маменька Ларина (ее тут называют исключительно маменькой) составляет отличную пару Онегину: они и по возрасту, и по интересам, и