class="p1">В начале 1939 года произошло еще одно событие, которое открыло перед заводом новые перспективы. Решением правительства и соответствующим приказом по Наркомату вооружения Ижевский гигант был поделен на два завода. Для всех нас это явилось полной неожиданностью. Многие рабочие и инженерно-технические работники говорили: «Сталелитейный и машиностроительный заводы сто тридцать два года работали под одним управлением и считались, как родные братья. Зачем же делить их?» Однако мотив для раздела завода был важным: таким большим производством руководить трудно, а в перспективе будет еще труднее. Поначалу, признаться, я тоже разделял мнение тех, кто не видел смысла в преобразовании. И только дальнейшее – рост производства на каждом из заводов и постоянно повышавшиеся требования к машиностроению и металлургии – показало, что решение это было дальновидным и в конечном счете себя оправдало. Тем более что оба завода оставались рядом и работали под «крышей» одного наркомата.

Завод разделили, но производство осталось прежним. Машиностроители продолжали выпускать винтовки, охотничьи ружья, станки, мотоциклы и некоторые другие изделия, а металлурги выплавляли специальные марки стали, производили прокат металла, изготовляли металлическую ленту различных назначений, многие виды проволоки, делали поковки и т. д.

Металлургическому заводу подчинили теперь и всю энергетику. А заготовку леса, включая погрузку древесины в вагоны, передали в Наркомат лесной промышленности. Строительной организацией завода стал руководить непосредственно наркомат.

Меня назначили директором машиностроительного завода. Металлургический завод возглавил Н. П. Дворецкий, до этого начальник сталелитейного производства. Сразу же были избраны и секретари партийных комитетов. Бывший директор единого завода А. И. Быховский убыл на Урал и стал руководителем крупного артиллерийского завода.

Разделение завода проходило довольно болезненно, особенно это касалось вспомогательных служб. Из Москвы даже потребовали, чтобы заводы отделили друг от друга забором. Забор пришлось сделать. Но так как некоторые машиностроительные цехи остались у металлургов, а часть металлургических, например кузница, цехи, изготовлявшие проволоку и ленты, на территории машиностроителей, то забор получился на редкость уродливой формы. Рабочие назвали забор завьяловским – по фамилии человека, отдавшего распоряжение о его сооружении. Просуществовал злополучный забор всего около полугода, а затем был понемногу разломан и использован на всякие подсобные дела. Мы с Дворецким, понимая всю ненужность этой затеи, просто не обращали внимания на то, как постепенно исчезала эта искусственно созданная между заводами изгородь.

Вскоре после разделения завода к нам приехал Борис Львович Ванников. Вначале он побывал на машиностроительном заводе, затем – на металлургическом. По тому, как ходил он по заводу, по вопросам, которые задавал инженерам и рабочим, как беседовал с мастерами, чувствовалось, что нарком имеет крепкую заводскую закваску. Помимо тульского завода, выпускавшего стрелковое вооружение, Ванников до прихода в наркомат руководил еще и артиллерийским заводом, где, благодаря своим сильным инженерным и организаторским качествам, ему удалось наладить массовое производство оружия.

Чувствовал Ванников себя на нашем заводе, как дома, но кое-что мы показали ему и нового. В это время начала действовать автоматическая линия, где обрабатывали наружную часть винтовочного ствола. Раньше на этой хотя и несложной, но достаточно трудоемкой операции было занято много рабочих. Теперь линию обслуживали лишь наладчики станков. Ванников сразу оценил новшество, похвалил нас за это.

– Автоматику надо всячески развивать, – заметил Ванников. – Будущее машиностроения за автоматикой.

Борису Львовичу на заводе многое понравилось. Он, например, впервые видел выплавку оружейной стали в электропечах, а не в тиглях. И сразу, конечно, вопрос:

– А то ли качество стали?

Качество стали, объяснили мы, не пострадало. Бракуем, да и то с большой перестраховкой, две-три плавки из ста. Но ведь в тигле, в этом специальном огнеупорном горшке, варилось всего пятьдесят килограммов металла; в пятидесяти – шестидесяти тиглях, которые одновременно ставили в печь, варится за раз две с половиной – три тонны, а в электропечи – сразу двадцать тонн. Так что отдельная неудачная плавка на выпуск оружия не влияет.

Ванников долго осматривал электропечь, наблюдал, как варится в ней металл, и в конце концов сказал одобрительно:

– Это то, что нам нужно сейчас, а в будущем – еще больше.

Как нарком вооружения, Ванников, конечно, прикидывал, что потребуется в военное время, и, посещая завод за заводом, смотрел не только на то, как уже налажено дело, а думал о резервах, о том, как еще поднять производство, увеличить выпуск продукции, не снижая ее качества.

Тщательно Борис Львович знакомился с винтовочными цехами. Тут его трудно было чем-то удивить. Но получение нарезов в канале ствола с помощью пуансона надолго приковало его внимание. Тот, кто знал, как скоблят нарезы, не мог не подивиться новому способу, когда такие же нарезы, даже еще лучше отшлифованные, получали буквально за несколько десятков секунд. Опытный инженер, Ванников, словно завороженный, смотрел на быструю смену стволов, которые со специальных станков снимали рабочие, манипулировавшие с пуансоном. Борис Львович слышал о пуансоне, но в деле, по-моему, видел его впервые.

– Блестящая операция, – так оценил он увиденное и добавил: – Дело это многообещающее. Внедряйте его в производство смелее.

Я заметил, что в настоящее время все зависит только от нас. В канале ствола иногда обнаруживают мелкие дефекты, которые не ухудшают качество боя, но военная приемка строга и требовательна. Будем прилагать усилия, чтобы и этот редкий дефект исключить совсем.

– Да, – подтвердил нарком, – работайте над этим энергичнее.

Были со стороны Ванникова, конечно, и замечания, советы, которые сводились в основном к тому, чтобы мы и дальше совершенствовали винтовочное производство, уменьшали трудоемкость изготовления отдельных деталей, стремились и впредь заменять ручной труд механизмами, автоматикой.

Потом нарком смотрел металлургический завод. Наша металлургия ему тоже очень понравилась. У ижевцев было много в этом деле такого, чего не встречалось на других заводах. Борис Львович впервые увидел выплавку специальной стали в таком количестве, когда она занимала доминирующее положение в металлургическом производстве. Проходя по литейному цеху, Ванников обратил внимание на то, как часто берется проба из печей и как напряженно работают металлурги, добиваясь при варке стали необходимой ее кондиции. Когда варят простую, не оружейную сталь, процесс протекает более спокойно. Суеты не было и у нас. Но постоянное взятие проб, передача еще не готового металла в лаборатории, строгий контроль за всем процессом плавки, частые добавки в еще жидкий металл невольно запечатлялись в памяти, вызывая чувство особого уважения к труду тех, кто это делал.

Видел Ванников и получение специального проката. По прокату для стволов винтовок у него вопросов не возникало, а вот когда мы оказались в цехе, где изготовляли металлическую ленту для самолетов У—2 (лента специальная, скреплявшая верхнее и нижнее крылья), он пристально наблюдал за тем, как